User - ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Вело под звон колоколов,

Где каждый весел и здоров!

И вновь с балкона легендарного домика видна Сороть. А на балконе, на круглом столике

кем-то оставлена веточка сирени.

Небрежно брошена сирень

На старый столик на балконе.

Здесь простирала каждый день

Его тоскующая лень

Свои прозрачные ладони –

Обнять простор родной реки,

Чьи очи, словно васильки,

Ему мерцали сквозь берёзы.

И поэтические слёзы

Его спасали от тоски!

Ещё в 1819 году, двадцатилетним, Пушкин написал, обращаясь к невидимому хранителю

дома:

ДОМОВОМУ

Поместья мирного незримый покровитель,

Тебя молю, мой добрый домовой,

Храни селенье, лес и дикий садик мой,

И скромную семьи моей обитель!

И, возможно, от имени этого самого Домового пришли стихи в альбом Свирели в 1994

году, когда она мысленно вопрошала: Как же теперь обитель Пушкина будет жить без Хранителя?

ОТ ДОМОВОГО

Его любви хранитель строгий,

Я берегу Его печаль.

И, верьте, неизбывно жаль

Мне этот домик одинокий.

Но есть небесная обитель,

Где наш прекрасный небожитель

Объемлет сердцем и рукой,

И поэтической строкой

И дом, и лес, и свод Небес,

И Сороть, верную подругу,

Сквозь ветры, ночь, мороз и вьюгу…

О, нежность вещая, нет слов!

Здесь всё впитало вдохновенье

Его Души и явь и снов

Непреходящее значенье,

И взлёт мечты, и взмах пера,

И взора синь, и мощь таланта,

И трель того же музыканта

Михайловского соловья!

306

ПЕСНЯ СОЛОВЬЯ

Однажды в день Рождения Поэта Свирель решила задать вопрос псковскому соловью:

Скажи мне, псковский соловей, о чём поёшь?

О чём поёшь и снова чистишь перья

Легчайшей песней древнего поверья?

Псковский соловей:

Пою о тех, кто жил в краях, где эта песня

Звучит легчайшей трелью о любви,

Несёт в себе чарующие вести

Свирель:

Скажи мне, соловей, что видишь ты, что слышишь,

Чем ты сердце наполняешь?

Встречаешь ли Его иль провожаешь –

Певца иной и здешней стороны?

СОЛОВЕЙ

Соловей:

Я Пушкина пою – Его свеченье

Разлито в в травах, Небе и реке.

И скромное своё предназначенье –

Хранить тот звук, дыханье и реченье

И передать, как нежность и прощенье

Простому сердцу и родной руке,

Я выполню в полёте, налегке.

Я стих пою, пропитанный ветрами,

Что помнят гения, Его просторный шаг,

Его крылатку, кубок, свет во храме,

Всё, что с другими дивными дарами

Оставил Он –Учитель, Бог и Маг.

Мои рулады – сердца клокотанье,

Ретивого Небесного огня,

Поэтово неровное дыханье,

Впитавшее Россию и меня.

Я часть Души, великой, незабвенной.

Я бесконечен как Земля и Свет.

Во мне живёт и царствует Поэт

Во всей своей натуре откровенной.

Моих колен бессчётные рулады

Разнообразны, как дыханье нив.

Во мне Сам Пушкин, память сохранив,

Высвечивает трель земной отрады.

Я есть доверенный посланник светлых муз,

Связующих бескрайние просторы

Вселенских тайн и времена и хоры,

Означивший бессмертия союз.

Я сам, хотите верьте, – Аполлон,

Явившийся в обличии скромнейшем,

Передающий Родине поклон

И стих о мудром, нежном и светлейшем.

307

О, как воспеть и глубже и звучней,

Чтоб голос мог вобрать паренье тяги

Любви вселенской, тянущей к бумаге

Перо и сердце, полное отваги

И выпускающее розовых коней?!

Пушкинский заповедник стал воистину Колыбелью Поэта, как назвал его первый нарком

просвещения А. В. Луначарский.

И в наши дни мы слышим поэтические пушкинские строки, которые звучат в самом

сердце Пушкиногорья:

КОЛЫБЕЛЬ

Ты колыбель бессмертных тем,

Времён очаковских и вечных,

Серьёзных, смелых и беспечных,

Словесных формул, теорем,

Ты дух возвышенно свободный,

Навечно сбросивший ярем,

Владеющий стихией водной

И поэтической мечтой,

И всей зелёной красотой,

Где дышит вольно дух народный.

Ты колыбель мечты и света,

Рождённого в Душе моей

Движением зимы и лета,

Весенних и осенних дней,

Сияньем глаз, нежданных встреч,

Мятежных дум, теснящих речь

В пути, в тени кабриолета,

Где рядом губ её и плеч

Магнит, не терпящий рассвета, –

Всё, что дано на Свете этом

В Душе безвременно беречь…

С БОГОМ

Я всё объял единым взглядом:

И лес, и дол, и сухостой. –

Мой мир – и сложный и простой,

Где я всегда был с Богом рядом.

Мой Бог всегда в меня входил

Движеньем Солнца и ветрил,

И дуновением зефира,

И лёгким веяньем эфира,

И шёпотом ночных светил.

И упадал на лист бумаги

Стремленьем дерзостной отваги,

Рождая бег моей строки

Повиновением руки.

Во дни торжеств, когда вся страна собиралась в мыслях своих в этот укромный уголок

Родины, чтобы поздравить Поэта с очередным юбилейным днём, из уст гостей, именитых и

простых, не раз звучали слова о том, что Пушкин был и остался нашей весной, зарёй детства

России, певцом света, добра и содружества.

308

НАША ВЕСНА

Да, Он был нашею весной,

Благоуханный чудный Гений,

Расцветший в час поры ночной

России, ждущей озарений.

Он стал хозяином владений

Сокровищ сердца и ума.

Чтут континенты и народы

Певца надежды и свободы.

И чтит религия сама.

Пушкинская элегия «Вновь я посетил…» у каждого из нас вызывает свои воспоминания

и ассоциации.

Это не только думы о нашей собственной жизни. Пушкин побуждает к размышлениям о

Родине, о её прошлом и грядущем.

ВСЁ – В ЕДИНСТВЕ

Воспоминаний рой неспешный

Влечёт поток бессмертных дум.

И опыт весь наш, здешний и нездешний,

Всё, что могли вместить Душа и ум.

У каждого тот опыт свой и общий.

Он влит в единую российскую судьбу,

Вобравшую и радость и борьбу,

На что уж сердце робкое не ропщет.

И боль, и тьма, и казни, и бесчестье

Уходят в прошлое. Лишь остаётся свет,

Тот свет, которым озарён Поэт,

Поклонник творчества, певец любви и чести.

И вся палитра красок и мерцаний,

Каким наполнен наш чудесный Мир,

Он отразился в Нём – в единстве отрицаний

И в тождестве побед, взошедших на Памир

Возвышенного царственного чувства

Божественного Гения искусства.

ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ ГЛАВА

ПУШКИН И МОСКВА

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ПОЭТА

6 ИЮНЯ 1799 г.

Июньский день был чуден и велик:

С Небес смотрел Христа пресветлый Лик,

Зерцало вод улыбку отражало.

Слегка тумана марево дрожало,

Готовя омовенья покрывало

Дитяти – Гения Земли, Руси моей.

Тотчас в домах умолкли разговоры,

Зато в садах запели птичьи хоры,