User - ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Я твой, Нева, а ты – всегда моя!

Не требуя ни верности, ни неги,

Не упрекая, друг, мой, не тая

Своей печали, ты, любовь моя,

Всегда со мною, как с Татьяною Онегин.

Мы врозь и вместе. Душу молодую

Я чувствую. Как в Африке я – негр,

В России – русский. «Хау дую ду»

Твержу, когда по Лондону бреду, –

Свой средь своих. Руда душевных недр

Роднит меня с казахом и японцем.

Я финн, эстонец, немец и француз.

Фаты прочней сердечных тяга уз

Роднит меня с тобой Нева, как с Солнцем.

Ты охлаждаешь и даёшь движенье

Стихам, распахнутым и ветру и волне.

И, кудри вороша невольно мне,

Твоя рука даёт преображенье

Моей строке, исторгнутой со дна

Моей Души, а может, и твоей же,

Маня меня за Свирь и в Заонежье.

И вздох Невы Душе – бокал вина.

Свежишь меня. В былые времена

194

Я поверял тобою вдохновенье.

Тебе вверял и вечность и мгновенье.

Ты заменяла мне минуты сна,

Когда, бывало, милая, она

Не слушала моё стихотворенье,

Не принимала муку и горенье.

И Муза, сиротлива и грустна,

С тобой делила гордость и терпенье.

Любовник молчаливый, я внимал

Твоей игре, изменчиво-призывной,

Твоим речам, и мудрым и наивным,

И стан твой стройный негой обнимал.

И твой кристалл Души прозрачно-строгий

Храню в Душе, как вечный идеал,

Который мне на жизни начертал

Чудесный путь, что выдумали боги.

Я ПОМНЮ ДЕНЬ

поэма

Свирель:

О, Мойка, ты расскажешь мне, родная,

Что помнишь ты о том суровом дне,

Когда Поэт был ранен. И, рыдая,

Застыла ты. И на твоей волне,

Покрытой льдом, запечатлелось горе,

Как судорога, взявшая в полон

Людское и Балтическое море?

Тот миг был этим горем напоён…

Мойка: Я помню…

Хоть за множеством событий

Слабеет память. Волны унесли

Былые краски, запахи и нити,

Соединяющие Гения Земли

С моей основой, бывшей в эти годы

Мощнее, чище, глубже и ясней.

Но помню день, когда дитя свободы

Всходил под эти каменные своды, –

Наш Пушкин, в стих вина налей!

ПУШКИН:

Я слышу, Мойка! Крепости бокала

Сегодня не хватает также мне.

Вина любви и раньше не хватало.

А ныне и подавно в жизни мало.

Но дело, дорогая, не в вине.

Нам часто память годы застилают.

Твоя струя, на коей горький час

Моей судьбы давно уже угас,

В морях средь льдов мой опыт повторяет.

Но время снова говорит о нас.

195

Мойка:

О, Пушкин, Ты откликнулся! Отныне

Я буду верить, что Поэт живёт.

Парит Его лазурный звездолёт

Над этой серо-каменной пустыней.

Я на вопрос Свирели отвечаю:

Мне день тот траурный страшнее всех смертей.

С тех пор живу, мелея и дичая.

Я нынче прежней Мойки только тень.

Во мне печаль прощания с Поэтом.

Во мне стенанья, горький крик орла,

Упавшего во мрак с вершины лета,

Сражённого свирепостью ствола.

Кто знал, как колебалась я от горя,

Как я рвалась из ледяных оков

Войти в тот дом и, с диким роком споря,

Излить на эти раны нежность моря

И силу этих стылых берегов!

Как я болела, как меня ломало,

Как было мне, мой друг, не по себе,

Как я рвала седое покрывало

Январских вод. И как мне было мало

Мгновений, где о горестях, бывало,

На время сердце Мойки забывало.

Но, приникая к Пушкинской судьбе,

Оно себя на части разрывало!

Живое, да, представьте, что живое,

Живое сердце маленькой реки.

Об этом знали мы с Тобою двое,

Мой Пушкин, только мы с Тобою.

О том не знают только дураки.

Кто не страдал в те годы? Кто не плакал?

Мне это имя, друг мой, назови!

Кто не страдал? – Лишь только враг Природы,

России, веры, света и любви!

Я помню, как прощались мы с Поэтом,

И плач Никиты, и последний час,

Когда Ты на руках любви угас,

Мой Пушкин… Нелегко сказать об этом!

ПУШКИН:

Не говори! Пусть скажет нам молчанье.

Оно красноречивее всего

Порой расскажет о любом прощанье,

Не раздавая грусть и обещанья,

Не утешая никого.

Мойка:

Живу все годы лишь одной надеждой,

196

Что ты опять со мной заговоришь,

Порвав строкою мертвенную тишь

Моей холодной ледяной одежды.

И вот я снова слышу голос милый!

Мой Пушкин, я сбираю снова силы

И мчу навстречу другу моему.

Я как невеста в свадебном убранстве,

Все двести пребываю в постоянстве

И берегу тот Пушкинский портрет,

Где, с другом опершись на парапет,

Ведёт мой Пушкин мирную беседу.

Мой Пушкин, я к Тебе, мой друг, заеду,

Чтоб обратиться к Богу Самому!

ПУШКИН:

Я здесь, я не лукавлю, как однажды

Царь Пётр сказал, роняя воск свечи.

Свеча России зажжена. И дважды

Её не уничтожат палачи.

Нам не страшны Дантесы и Малюты.

Мой дом не уничтожит сатана.

Ему осталось жить почти минуты,

Ну не минутки – сутки. Пусть – не сутки,

Пусть годы. Что для вечности одна,

Две пары лет? Иль два десятилетья?

Он отключён от вечности… Вина

Прошу подать в бокале Поднебесья!

Мы оросим вином любви ту песню,

Которая забыта на повети.

Как говорит Серёжа, с вами, дети.

Мы за бессмертье выпьем штоф до дна!

Резвись и пой, любимая речушка!

Раздайся половодьем до Невы,

Где, может быть, бывали, други, вы,

И где моя кудряшка-завитушка

Касалась вечной мудрости совы.

Мойка:

Мой Пушкин! Я опять Тебя венчаю

С короной Питера – дворцовою красой.

О, Пушкин, утоли мои печали,

Приди зарёй. Её не раз встречали

Мы вместе и недаром замечали

Людскую боль и этой жизни соль.

Тебя я вижу, мой Поэт любимый,

Как рядом с Медным Всадником паришь,

С Невою чутким сердцем говоришь,

И жаждою любви неодолимой

Твой полон взор. И никакой Париж

Тебя не пронесёт России мимо.

197

В свой Летний Сад заглядываешь летом.

Здесь боги ожидают мудреца –

В унылости и бледности лица

Их мрамор дожидается конца

Лишь своего, конечно, а не Света.

На Невском часто вижу вас вдвоём

С Онегиным. Крепка как прежде дружба.

Поэзия – всё та же, друг мой, служба

И занимает прежний окаём

От Охты до Васильевских проспектов.

И вновь Нева, опять её гранит.

Он от потери памяти хранит,

Как некий храм Божественное НЕЧТО.

ПУШКИН:

Нет слов, чтоб выразить парение мечты,

Где в образе богов дела и лица слиты.

Букет увял. Горшки давно разбиты.

Но вечный образ юной Аэлиты

Вдруг мне напоминаешь нынче ты.

Да, да, я это говорю – твой Пушкин.

Я жив в Поэзии, и в яви, и в мечте.

Лишь смерть противоречит красоте.

Но силы у неё уже не те,

Поскольку жизнь резвится на опушке.

Опушка времени. Ей окольцован Мир.

Ей боги повинуются и люди.