Филипп Янси - Где Бог, когда я страдаю

Для Ригера это было чудо, непосредственное слово от Бога. Этот священник никоим образом не мог видеть письмо его жены — они вообще не были знакомы. Неужели Бог действительно устроил это для того, чтобы показать, что Он живой, что Он может укреплять и Ему стоит доверять?

Христиан Ригер стал другим человеком. Это было небольшое чудо, но его было достаточно, чтобы, как якорем, зацепить его веру за непоколебимую скалу. Ее не могли пошатнуть даже те зверства, свидетелем которых он был в течение 4-х лет, проведенных в Дахау.

«Бог не избавил меня от страданий и не облегчил их. Он просто убедил меня в том, что Он жив и знает, что я страдаю. Христиане сплотились в лагере и образовали небольшую церковь, куда входили разные священнослужители. Мы называли нашу группу вынужденно-межконфессиональной. Мы чувствовали себя единым телом, телом Иисуса Христа.

Я могу говорить только за себя, — продолжает Ригер. — Другие отвернулись от Бога в Дахау. Кто я, чтобы судить их? Просто я знаю, что Бог был со мной. Для меня этого было достаточно, даже в Дахау».

Пока Христиану Ригеру будет позволять здоровье, он намерен ходить по территории лагеря Дахау, беседуя с туристами своим теплым голосом с акцентом. Он будет рассказывать о том, где был Бог во время затяжной ночи в Дахау.

Часть 4

Как справляться с болью?

Глава 13

Признаки выздоровления

«Я не спрашиваю раненого, как. он себя чувствует. Я сам ста новлюсь раненым».

Уолт Уитман «Моя песнь»

Для того, чтобы понять страдание, я изучал жизнь людей, которые навсегда связаны с ним: Брайан Стернберг, Джони Эрексон Тада, люди, пережившие Холокост. Для большинства из нас периоды страдания, обычно, короче и не настолько жестоки. Но один фактор остается неизменным в любом случае: люди по-разному реагируют на страдание.

Я знаю людей, больных ревматизмом, которые только и говорят, что о своей болезни, другие же рассказывают о своей боли, только если вы станете их об этом расспрашивать.

Почему так? Можно ли заранее определить, как человек будет реагировать на страдание? Можно ли подготовиться к страданию так, чтобы понизить его эффект? Сама боль, кажущаяся на первый взгляд рефлексом, действует не как простой причинно-следственный механизм. Нейроны действительно передают сигналы об опасности, но эти сигналы всегда фильтруются и интерпретируются мозгом. Понимание и отношение человека к боли может коренным образом изменить ее. Вы совершенно не так отреагируете на неожиданный удар в лицо, как отреагирует на него профессиональный боксер, которому за пятнадцать раундов избиений платят уйму денег.

Медики сегодня открыто признают, что, по большому счету, отношение человека к страданию определяет эффект, который оно возымеет. Доктор Роберт Адер, профессор психологии и психиатрии Рочестерского медицинского университета признает, что практически в каждой болезни присутствует эмоциональный фактор. Он делает следующее заключение: «Теория о микробах просто не в состоянии объяснить, почему люди заболевают. Если бы она объясняла это, то непонятно, почему все в офисе не заболевают, когда заболевает один из работников. (Конечно, я не знаю, какого размера у вас офис)».

Альберт Швайцер говаривал, что болезни быстро оставляют его потому, что не встречают гостеприимства в его теле. Или, как заметил менее красноречивый наблюдатель: «Иногда важнее знать, что за человек заразился, нежели то, чем он заразился». Подготовка, арсенал, с которым мы встречаем страдание, может иметь решающее значение в наших переживаниях. А понимание боли и страдания поможет нам послужить больным тогда, когда мы сами не страдаем. Эту книгу я начал с рассказа о своей подруге Клаудии Клакстон, которая вдруг обнаружила, что ей придется бороться с раком. Я поинтересовался у Клаудии и ее мужа Джона, почему во время этой кризисной ситуации они сплотились, ведь большинство семейных союзов в результате подобных болезней, напротив, ослабевают.

«Я тогда работал в качестве ассистента капеллана в больнице, — рассказывал Джон. — Мне приходилось постоянно общаться с больными и умирающими людьми. Это только в кино супруги, которые всю жизнь ссорились, в случае смертельной опасности забывают о своих различиях и объединяются. В реальной жизни не так. Когда супруги встречаются с трудностями, тогда то, что уже заложено в их браке, просто ярче высвечивается. Поскольку нас с Клаудией соединяла глубокая любовь и мы работали над тем, чтобы наши отношения были открытыми, кризис сблизил нас. Нас не охватило чувство злобы, мы не обвиняли друг друга в происшедшем. Эта болезнь просто вынесла на поверхность и усилила чувства, которые уже существовали». Согласно рассуждениям Джона, лучший способ подготовки к страданиям — это установление крепких взаимоотношений с людьми в то время, когда мы здоровы. Невозможно наскоро заложить надежный фундамент силы, его нужно строить постоянно.

Школа страдания

Сказать что-то существенное по вопросу страдания могут только те люди, которые страдали сами. Нам необходимо интересоваться их мнением и для того, чтобы подготовиться к страданию самим, и для того, чтобы научиться утешать других. Ведь чья-то болезнь, особенно смертельная, влияет на наше собственное здоровье. Мы странно себя ведем: нервничаем, отводим в страхе глаза, бросаем пустые обещания («Звони, если что...»); наши беседы — пустой лепет. А что вообще можно сказать? И нужно ли что-нибудь говорить? Признаюсь, для меня нелегко находиться рядом со страдающими людьми. Не могу представить себе менее эффективного посетителя больных, чем я сам. Я начинаю сворачиваться, как улитка, как только открываю стеклянные двери больницы — от запаха, наверное. Запахи антисептических средств проникают в мозг непосредственно через органы обоняния, вызывая во мне страшные детские воспоминания о том, как мне удаляли гланды. Когда медсестра в коридоре улыбается и кивает мне, перед моим мысленным взором возникает медсестра гигантская, с полиэтиленовым кульком, пытающаяся украсть мое дыхание...После нескольких лет профессиональной шизофрении — когда пишешь и говоришь о страдании и в то же время чувствуешь собственную беспомощность — я решил отбросить неловкость и заставить себя находиться рядом со страдающими людьми постоянно.

Приблизительно в это время один из моих друзей обнаружил, что у него — очень редкая форма рака. В истории медицины, сообщили ему, всего двадцать семь человек с такой болезнью, как у него, проходили курс лечения. Двадцать шесть — умерли. Теперь Джим должен был сражаться с этой страшной болезнью один на один. Ему было тридцать три года, и всего десять месяцев назад он женился. Свой медовый месяц они провели на Карибских островах, где любили выходить в море на яхте. Больше всего Джима заботила его карьера, горнолыжный спорт и семья. И вдруг перед ним — реальная возможность смерти, и ему нужна была помощь.