Эдуард Глиссан - Мемуары мессира Дартаньяна. Том III

Эта страсть Короля должна была бы ободрить Герцога де Невера; но тут потребовались бы другие средства, чтобы заставить его оставить свою нерадивость, и так как он по-прежнему придерживался того же самого поведения, все заботы о делах Роты настолько прочно легли на мои плечи, что хотя я и был всего лишь помощником Лейтенанта, каждый рассматривал меня, будто бы я уже был но главе ее. Это привлекло ко мне бесконечное почтение со стороны Куртизанов и даже со стороны подчиненных Министров, каковыми были Сеньоры де Лион, ле Телье, Сервиен и другие. Не было ни одного из них, кто не выражал бы ко мне дружеских чувств, и Месье Фуке, кто все еще был Суперинтендантом, упрекнув меня в том, что я не заходил его навестить и ни разу еще не был у него на обеде, буквально вынудил меня пообещать [126] ему незамедлительно туда явиться. Я отправился туда прямо на следующий день, потому как он уговаривал меня с такой доброй любезностью, что я счел бы себя недостойным оказанной им мне чести, если бы отложил хоть на единый момент сделать это. Он беседовал со мной во время почти всего застолья, потом, пригласив меня выйти в свой кабинет по окончании обеда, он мне сказал, что так как на посту, где я нахожусь, мне необходимо делать множество затрат, он был бы счастлив мне сказать, что когда у меня объявится нужда в чем бы то ни было, я не должен обращаться ни к кому другому, кроме него, всегда у него будет наготове к моим услугам тысяча экю и даже более крупная сумма, как только у меня появится в ней надобность, он же просил у меня в качестве всей признательности просто стать одним из его друзей и оказывать ему знаки внимания при случае. Я принял, как должно, эти проявления его доброй воли и принес ему мои нижайшие благодарности; тогда, прежде чем меня покинуть, он пожелал делом подкрепить свои обещания. Он необычайно настойчиво уламывал меня принять кошелек, где содержалось пять сотен луидоров, говоря мне, что это лишь задаток того, что он имел бы желание сделать ради меня. Но я ничего не захотел от него взять, из страха, как бы подобный демарш с моей стороны не был бы неприятен Его Преосвященству. Я извинился тем, что в настоящий момент не имел в них никакой надобности.

Он никак не удовлетворялся моим ответом до тех пор, пока я не пообещал непременно обратиться к нему, когда буду испытывать в этом какую-либо нужду. Я вовсе не вынуждал его меня упрашивать, потому как мне казалось, что я не вступаю ни в какие обязательства по отношению к нему. Только от меня зависело всегда говорить ему, будто бы я пребываю в изобилии, хотя мне и частенько приходилось поститься; итак, мы расстались самыми добрыми друзьями; но в тот же вечер я заметил, как Кардинал скорчил мне мину, когда я явился обхаживать [127] его, как делал это обычно. Он едва удостоил меня взгляда; я проверил мое поведение, дабы посмотреть, не навлек ли я на себя такое дурное обращение моей же собственной ошибкой, и, не найдя абсолютно ничего, как мне казалось, что не соответствовало бы моему долгу, я настолько укрепился в этом, что последовал за ним в его кабинет, когда он пожелал удалиться туда совсем один. Он был изумлен, когда, повернув голову, обнаружил меня непосредственно за ним. Привратник позволил мне войти, видимо, полагая, будто бы он сказал мне следовать за собой, так что этот Министр спросил меня с угрюмым видом, кто это научил меня подобной дерзости войти туда, меня, кто отлично знает, что к нему не входят без приказа; я ему ответил, что моя невиновность и тот дурной прием, какой он мне оказал, явились причиной того, что я взял на себя такую смелость; должно быть, у него имелось что-то против меня, раз уж он смотрел на меня в такой манере, а так как я предпочел бы лучше умереть, чем жить в его немилости, я не стал остерегаться, входят ли туда лишь с позволения или же позволено безо всего этого обойтись. Он мне ответил, не заставив меня ожидать ни единого момента, что я был весьма неблагоразумен, присоединив еще и наглость к оскорблению; он прекрасно видел, как я вообразил себя чем-то великим, потому что я разговариваю с Королем, когда захочу; но он мне покажет в самом скором времени, что я еще не добрался туда, куда думал; Его Величество оказал честь ему поверить, дав мне должность на основании того хорошего, что он ему обо мне сказал, но тот же Король распрекрасно сможет у меня ее отнять, когда он его известит, насколько я был недостоин уважения честных людей; итак, он мне вскоре покажет, что от неблагодарности до кары совсем небольшая дистанция.

Другой бы, может быть, на моем месте растерялся, услышав от него такого сорта речи. Но что до меня, то я был скорее обрадован, чем удручен, потому как уверился таким образом, что сумею [128] оправдаться, как только он объяснится яснее; я умолял его сделать это, под заверениями, какие я ему дал, что без необходимости ходить к Королю, дабы отнять у меня должность, я сам возвращу не только ее в его руки, но еще и отдам ему мою голову, если окажется, что я был виновен. Он заметил, что уже говорил мне, насколько непредусмотрительно добавлять наглость к оскорблению, так вот он повторит мне это еще раз; однако, дабы меня сразу же пристыдить, он просил бы меня ему сказать, называю ли я невинным поступком вступление в тесные сношения с врагом своего благодетеля.

Признаюсь, я еще не понимал, что он хотел мне этим сказать. Я совсем не знал, в каких дурных отношениях находились Месье Фуке и он сам, и что, оказывается, следует называть тесными сношениями присутствие на обеде у какого-либо человека. Поскольку, наконец, именно от этого его тошнило в настоящий момент, поистине, надо следить за каждым сделанным тобой шагом, когда хоть раз показался при Дворе. Как бы там ни было, не зная еще, ни кем был этот его враг, ни что это за секретные сношения, о каких ему угодно было упомянуть, я умолял его соизволить все это мне пояснить. Он мне заметил, что я недурно изображаю из себя невинность; но так как нет худших глухих, чем те, кто не желает слушать, все, о чем бы он хотел у меня спросить, так это — не обедал ли я в этот же день у Месье Фуке. Я ему ответил, что да, но я не вижу здесь, что же Его Преосвященству угодно вменить мне в преступление; я полагал, что тот весьма хорошо к нему относится, и он доставит мне удовольствие, сказав, ошибался я или нет; а до тех пор мне будет простительно верить, как верит вместе со мной и вся Франция, что Суперинтендант в прекрасных отношениях с первым Министром, особенно, поскольку он же сам сделал того тем, кем он является, и без него, очевидно, тому было бы невозможно удержаться на его посту; между тем, ноги моей у него никогда не было, кроме этого раза, да и это еще произошло только после множества [129] упреков, с какими обратился ко мне Месье Фуке. Кардинал возразил мне, что для первого знакомства, каким, как я желал его уверить, было наше, мы совсем недурно чувствовали себя вместе, в чем он немедленно меня и убедит; случалось иногда, что у него обедали люди, никогда к нему прежде не являвшиеся, но не видывали еще, чтобы по выходе из-за стола он запирался бы с ними в своем кабинете; однако именно это я и сделал вместе с Месье Фуке; таким образом, он спрашивал меня самого, что же все это могло означать.