Эдуард Глиссан - Мемуары мессира Дартаньяна. Том II

Между тем, Месье Кардинал писал мне в Лондон, дабы отдать мне некоторые приказы, и, не получив никакого ответа, поскольку я вот так пребывал в четырех стенах, он пришел в замешательство, не понимая, что же могло со мной произойти. Он бы охотно спросил об этом у Месье де Бордо, если бы осмелился, или же поручил бы ему осведомиться обо мне и отдать себе в этом отчет. Но так как он ничего не сообщал ему о моем присутствии в этой стране, а если бы он сделал это в настоящее время, другой, может быть, счел бы, что я направлен туда для частичного исполнения его обязанностей, он [407] вообразил себе, будто должен набрать другой канал, в обход его посольских полномочий, для выяснения того, что он пожелал узнать. Итак, он обратился к некоему банкиру, чьими услугами он обычно пользовался, когда хотел отправить деньги в эти области, и так как он знал имя, какое я там носил, и дом, куда я просил адресовать мои письма, он снабдил его всеми этими сведеньями, дабы тот вскоре удовлетворил его любопытство. Банкир сам отправился на место и не узнал там практически ничего, если не считать того, что я вот уже скоро месяц не показывался больше в городе, и все там сильно печалились обо мне; он тотчас же сообщил об этом Его Преосвященству. Он был более огорчен, чем никогда, оттого, что со мной сделалось, когда получил эти новости, и, не зная, что и подумать по этому поводу, нашел совершенно необычайным, что я вот так внезапно испарился, причем никто не мог догадаться, в какую сторону я завернул. Банкир получил приказ изъять с почты все письма Его Преосвященства, адресованные мне, и провести новое расследование по моему делу. Все труды, понесенные им, оказались столь же безрезультатными, как и в предыдущий раз. Он немедленно отдал в этом отчет Министру, и так как Тревиль начал входить с ним в переговоры о своей должности, и, не вспоминая обо всем том высокомерии, какое он напускал на себя до этих пор, когда я хотел с ним об этом поговорить, Его Преосвященство спросил у него, давно ли он не имел от меня новостей. Тревиль, не видевший меня больше при Дворе в течение некоторого времени, уверился, будто бы я уехал в мою страну, потому как прежде, чем отправиться, я позаботился распространить известие, якобы я хотел заехать туда на месяц или на два. Итак, он ему сказал, что полагал меня отбывшим в мои края, но Его Преосвященство должен бы знать об этом лучше, чем он, поскольку именно к нему я должен был обратиться для получения отпуска. Кардинал прекрасно понял по этому ответу, что он не вытянет из него ничего, что могло бы его [408] удовлетворить. Однако Бемо, кому задали тот же вопрос, что и ему, сказал, что такой человек, как я, мог бы броситься и в Картезианские монахи, потому как я ему несколько раз говорил, якобы нет на свете более счастливых людей, чем они; Его Преосвященство отдал приказ написать во все Картезианские монастыри Королевства, дабы выяснить, правда это была или нет. Но полученные им известия не дали ему ничего нового, как, впрочем, и другие; он, может быть, в тот же час распорядился бы моей должностью, если бы не счел нужным запастись терпением еще на какое-то время.

Не один Месье Кардинал так огорчался из-за меня. Англичанка не знала, что и сказать о моем исчезновении, и спросила, наконец, обо мне у Месье де Бордо; он имел коварство на протяжении нескольких дней ничем не выражать ей свою ревность, дабы она не приняла мер предосторожности скрыть беспокойство, вызванное моим отсутствием; итак, вместо упреков в ее неверности, он сказал ей, что после того, как он выслушал от меня, в какой манере я готовлю мое рагу, потому как он хотел сообщить его рецепт во Францию, где уже успел расхвалить его, он меня отправил назад к ней для приготовления ее ужина. Англичанка не знала, как все это надо понимать, если только она не надоела мне, и я пошел искать развлечений на стороне; она утешилась тем более легко, что с присущим ей настроением она давно убедилась — не стоит отчаиваться из-за потери одного любовника. В самом деле, она была из числа тех, кто глубоко верит — сегодня потеряешь одного, завтра найдешь дюжину, особенно с такой красотой, как у нее. Посол, никак не ожидавший, что она примет мое отсутствие с таким безразличием, не знал, во что он должен верить после этого из всего того, о чем донес ему его шпион; итак, испугавшись, как бы он не ошибся на мой счет, он тайно терзался угрызениями совести, что стал причиной моего несчастья, а я вполне мог быть невиновным. Тогда он написал Месье Кардиналу о своем [409] удивлении, почему ему не сообщают, виновен ли отосланный им Его Преосвященству человек или же нет, а он бы весьма хотел это знать, дабы в соответствии с этим принять свои меры против замыслов Месье Принца.

Голова Месье Кардинала была забита таким количеством дел, что с тех пор, как я прибыл, он просто забыл, что к нему прислали пленника. Между тем, письмо посла заставило его об этом вспомнить; он отдал приказ Королевскому Судье по уголовным делам явиться меня допросить. Тогда не существовало еще, как сегодня, Генерал-Лейтенанта Полиции, кому поручались бы такого сорта функции, и их привык исполнять Королевский Судья по уголовным делам до учреждения этой должности, а иногда и Королевский Судья по гражданским делам. Я был в необычайном восторге и одновременно необычайно счастлив, когда этот Магистрат заявил мне, что ему надо меня допросить. Но если я был изумлен, то и он был поражен ничуть не менее, когда увидел, что это был я, я, кто никогда не имел ничего общего с интересами Месье Принца, а кроме того, вместо моего имени ему назвали имя какого-то незнакомца. Однако именно по этому поводу он должен был меня допросить, и когда он, невзирая на свое личное знакомство с моей особой, все-таки пожелал это сделать, я ни за что на свете не пожелал ему отвечать. Я ему сказал только — пусть он объявит Месье Кардиналу, что я был здесь, тот наверняка беспокоится обо мне, и он, по всей видимости, освободит его от всех волнений этой новостью.

Королевский Судья, убедившись в том, что он ничего не выиграет от моего дальнейшего допроса, поскольку я не желал ему отвечать, прямо оттуда направился во Дворец Мазарини, дабы отрапортовать Его Преосвященству о том, что я ему сказал. Месье Кардинал прекрасно заподозрил, когда ему доложили о его появлении, что, должно быть, произошло нечто чрезвычайное, поскольку тот так поспешно явился отдать ему отчет о том, что сделал; итак, [410] отделавшись от нескольких персон, находившихся при нем, он скомандовал его впустить. Впрочем, едва он его увидел, как тут же спросил, приговорит ли он меня к повешению или к колесованию. Этот Магистрат ему ответил, что не знает еще, какую из двух казней я заслужил, поскольку я не пожелал ему отвечать; и, назвав ему мое имя, он сказал, что я утверждаю, будто ни в чем не виновен, и как раз по этой причине не желаю терпеть его допроса. Месье Кардинал без всяких затруднений уверился в том, что тот бредит, если даже вся остальная его речь была вполне связна, и он казался при появлении совершенно нормальным человеком. Однако, кое-как примирив его мудрость с тем словом, каким он обмолвился, Кардинал спросил его, что общего имеет Месье д'Артаньян с тем пленником, кого он был послан допросить; ему нечего было стараться и говорить, будто Месье д'Артаньян настаивает на собственной невиновности, поскольку он сам был в этом убежден, без всяких рапортов с его стороны; речь шла вовсе не об этом, но только о том, чтобы узнать, является ли пленник шпионом Месье Принца.