Vechnaya Olga - Vesyoly Rodzher

Захожу на кухню и сразу получаю в лицо упрек:

- Опять звонил напомнить, что я променяла жизнь единственного сына на личную? - с горечью.

- Он так не думает. А тебе наговорил всего этого.. сколько лет назад? Три? Пять? ..на эмоциях, - вздыхаю, сажусь напротив. - Вы бы обсудили тот никчемный разговор спокойно, хоть раз. Всем бы полегчало.

- Он спит и видит, как закапывает меня в ящике!

- Мама, блин! Ты думаешь, каково мне слышать, что из-за меня вы друг друга ненавидите?

- Не из-за тебя. Просто кое-кто алкоголик, а с больными головой людьми нормально разговаривать невозможно. Закроем тему. Расскажи лучше, как ты поживаешь. Вижу, она тебя неплохо кормит - заглянула в холодильник.

Пожимаю плечами, дескать, не жалуюсь. А дальше говорить-то и не о чем. Была ли за последние годы у нас хоть одна тема, несвязанная с моей ущербностью или фотографиями, которые мне нужно сделать/обработать/отдать друзьям/родственникам?

Добавлю, кстати, брить голову наголо - мне не идет. Вера смеется, говорит, что когда отрастут волосы, будет любить меня в два раза сильнее.

Сидим с мамой друг напротив друга за столом, жалость в ее глазах наворачивает слезы на мои, отвожу взгляд в сторону, моргаю. Когда вот так с ней наедине, начинаю ощущать себя снова на восемнадцать лет, вспоминаю первые месяцы реабилитации, ее поддержку и печаль, весь этот кошмар, через который проходили вдвоем день за днем, постоянные перевязки, боль, рвота при попытках начать питаться как-то помимо капельницы. Впервые встал перед зеркалом и поразился тому, какой тощий. И уродливый, разумеется. Тогда подумалось, зачем они меня выхаживают? Какой смысл? Мнимый гуманизм во всей красе.

- Ты прости, что заставил волноваться.

- Причет тут твое прости? Ты хоть иногда вводи меня в курс дела. Говорят, жениться собираешься. Позовешь хоть?

- А ты как будто и не рада?

- Пытаюсь свыкнуться. Размышляю, если бы у меня было трое сыновей, Вера бы успела перед всеми задом покрутить?

- Я ведь люблю ее, мам, - перебиваю. - А Вера полюбила меня таким вот, - дергаю за футболку. - А это не просто, ты ведь знаешь, что там под одеждой, - кладу ладонь на грудь.

Мама смотрит пристально, слегка, неосознанно качает головой, выдавая мысли, которые пытается тщательно скрыть.

- Но почему именно она? Я хочу вас понять, честно, но Вик... Помоги мне в этом. Она бросила Артема в беде, как ей можно доверять после этого?

- Она от него ушла не из-за ВИЧ, и ты это знаешь. Просто не все могут простить измену.

- Говоришь словами своего отца.

- Неправда.

- Ее все знают, как невесту Артема, - разводит руками. - Что мне делать с их фотографиями? Столько альбомов в Одноклассниках... А что говорить родственникам, соседям, друзьям и знакомым? Как это выглядит со стороны? Неужели у тебя совсем нет брезгливости? Будете ночевать на даче в той же самой комнате/кровати, где она была с Артемом? Тебя призраки не закусают?

Призраки закусают, как же. Одиночество, безнадежность, когда год за годом ничего не меняется, и каплю ласки можно получить лишь от пьяной, подцепленной в баре на одну ночь идиотки, согласной на то, чтобы незнакомый мужик ей руки связал, лишив возможности двигаться, жаждущей экспериментов, от которых самого подташнивает, - вот что жрет, куски посочнее отхватывает.

Ревную ли я Веру к Артему, зная об их прошлом? Конечно, ревную, и вы читали мои прошлые отчеты. Но, нужно ведь расставлять приоритеты, включая голову. И у нее и у меня есть прошлое, пошло оно к дьяволу.

Мягко улыбаюсь. Мама, видимо, забыла, какой я; как только смог сам за собой ухаживать, больше перед ней не раздевался. Ей бы следовало прыгать до потолка просто от мысли, что любая женщина обратила на меня внимание. Стягиваю майку через голову, смотрю на маму, в ее глазах слезы, блестят, как драгоценные камни. Бесценные. За каждый бы заплатил, если бы цена не оказалась столь высокой, величиной в сердце. Но не могу я отказаться от Веры, как бы в очередной раз маме не было за меня стыдно.

- Я должен ее удержать. Она не видит во мне урода, не спрашивает, что случилось тогда там, на озере, и почему. Не знаю, чем заслужил столь хорошее отношение с ее стороны, но мне нравится жить, зная, что она мне верит.

- Вик, у меня плохое предчувствие. Знаю, что ты в это не веришь, но я ходила к астрологу, и...

- Она хорошая девушка, - перебиваю, на этот раз повторяя слова отца, словно чувствуя его поддержку. - Мы через многое прошли вместе, и достигли того, что имеем, не сразу. А теперь мне нужно выиграть время, когда отпустит, и снова встану на ноги.

- Ох, Вик, как бы я хотела, чтобы ты оказался прав. Но уж очень ее метания подозрительны. Дядя Коля и вовсе считает, что она из-за денег.

На этом моменте я смеюсь, не удержавшись.

- А что ты удивляешься? Нужно думать на перспективу. Мы не вечны, и вам останется неплохое наследство.

- Уж очень я сомневаюсь, что дядя Коля оставит мне наследство, при всем моем уважении к нему и благодарности. А у тебя, вроде бы, ничего нет своего собственного, если не ошибаюсь? - Она фыркает, собираясь вновь завести песню, что для дяди Коли мы все одинаково-любимые, я подаюсь вперед, говорю резче: - Мама, помоги мне. Нужно выиграть время, решить вопрос с работой, деньгами, башкой моей самовоспламеняющейся. Ты ведь знаешь, что эта квартира в ипотеке, папа деньги дал, но я почти все на операции спустил, только на первый взнос оставил. Руки, шея - это состояние целое. Я ж обожженный весь был, ты помнишь, хоть в мешке с прорезями для глаз ходи. Какие нахрен деньги? Ты о чем вообще? Вера знает, что кроме долгов, мне ей и предложить разделить-то нечего.

Она трет лицо, выглядит усталой. Одеваюсь, хожу по кухне, наливаю ей чай, сервирую стол, нарезаю чизкейк, который Вера вчера весь вечер ваяла. В шкафу отыскались еще несколько макарун с толстым слоем шоколада внутри, прям плитка зажата между половинками печенья. Очень вкусно. Вера без сладкого жить не может, и меня, кажется, уже подсадила на глюкозу.

- Непростая ситуация, сынок, но обещаю, что поговорю с дядей Колей, бабушками. Постараюсь смягчить и заступиться за вас. Только не ошибись. Твои промахи дорого обходятся. Ты импульсивен, склонен под воздействием момента принимать несвойственные своей натуре решения. А в душе - добрый мальчик.

- Ты ведь не пытаешься снова намекнуть, что Чердак со мной заслуженно?

- Нет! Такого никто не заслуживает.

- Но по-прежнему думаешь, что я ее силком, да? - И она понимает о ком речь, уточнять не нужно.

- Я никогда так не думала.

- Лжешь.

И в этом упрекнуть ее сложно. Первое время после своего спасения, находясь в хаотичном, безотчетном бреду, только и делал, что путано признавался в том, чего от меня ждал Чердак. Следователю обещал, что напишу чистосердечное, как только смогу. Но едва понял, что за правду жечь больше не станут, сразу передумал идти навстречу обвинению. Но мама успела наслушаться. С тех пор лишь единожды мы поднимали эту тему, я сказал, что секс с Настей был обоюдно желанным, а она ответила, что для нее это не важно.