Vechnaya Olga - Vesyoly Rodzher

Подхожу. Забираюсь на заднее сидение. Смотрю перед собой, справа - Анатолий Петрович в безукоризненно отглаженном костюме, впереди - те же парни - Лёня, кажется, и еще кто-то. Слаженная бригада. Привет всем.

- Вы сегодня будто без настроения, Виктор Станиславович, - говорит взволнованно Анатолий Петрович.

- Вам кажется. Не хотите бренд "ФотоПираты" приобрести по сходной цене? Уступлю со скидкой, как добрым друзьям.

Он смеется, толкает меня в плечо, отчего напрягаюсь, машинально готовясь к следующему удару посильнее. Его не следует.

- Сломались уже что ли? - шутливым тоном говорит мне. - Новая стрижка вам удивительно идет.

- Благодарю, не без ваших стараний, верно? Дальше что делать будем? В планы посвятите?

- Извиняться, конечно.

- Перед вами?

- А вы еще перед кем-то провинились?

- Иди ты на хрен со своими намеками.

- Вот вам мешок, Виктор Станиславович. На голову надевайте. Если, конечно, хотите избежать неприятностей посерьезнее.

Дверь с моей стороны изнутри не открывается. Дернул ручку несколько раз - впустую. Да и бессмысленно было бы выпрыгивать на такой скорости. И так, и так смертельный номер. Попросить за родных? Слишком жалко буду выглядеть?

- Понял уже, что не прав был. Ошибся, - бурчу. Тряпочный пакет изнутри пахнет кедровыми орешками. Интересно, многих в нем отвезли в неизвестные дали? - Семью не трогайте.

- И вас не собираемся, даже пальцем никто не притронется. Опять вы плохо о нас думаете, Виктор Станиславович. У нас сюрприз для вас, вот не хочется, чтобы раньше времени обо всем догадались.

Конечно, зачем руками трогать, облей и спичку брось. Бить не надо, напрягаться. Мешок на шее утягивают, завязывают сзади, чтобы снять тяжело было самому. Пробую стянуть, и тут же получаю в живот удар, потом в челюсть, по голове. Пробую защищаться, еще один под ребра, воздух со свистом выходит из легких. Боль парализует, и только слышу вкрадчивое: о семье подумайте.

Затыкаюсь, успокаиваюсь. Сижу. Карма у меня такая, видимо, сдохнуть в руках маньяка. В голове не укладывается: за что? Калейдоскоп безумных идей: всех вспомнил, даже Настю, она в каком-то дурдоме лечится. Может, выпустили ее, решила меня добить? Завершить начатый Чердаком ритуал? Но откуда у нее столько возможностей для действия? Да, она меня ненавидит, но ей в жизни не заработать даже на костюм для Анатолия Петровича. Да и с трудом верится в существование хоть какой-то связи между ней и Маратом Эльдаровичем.

Едем долго, не менее часа. Молча. Музыку слушаем громко, попсу по радио. Пробовал перекричать - не вышло. Анатолий Петрович подпевает, постукивает пальцами по пластику.

Машина останавливается, моя дверь открывается, чьи-то сильные большие руки, видимо, амбала спереди, вытаскивают на улицу, наклоняют голову ниже, ведут куда-то. В нос бьет сырой запах плесени, воздух становится спертым, тяжелым. Через мешок видно плохо, но понял, что стало темнее. Гараж? Подвал? Может, сейчас стянут пакет, а там торт, шарики, сюрприз...

Резко толкают вперед, опираюсь ладонями в шершавую стену, оборачиваюсь. Руки тянутся к мешку, но завязано на тугой узел. Пытаюсь развязать, порвать, пальцы напрягаю, не выходит.

- Ну что ж вы, Виктор Станиславович, растеряли свою уверенность и веру в победу? Удивлены? Больше не будете на нас жаловаться Жоркину? С коллегами обсуждать своего самого крупного клиента?

- Кинувшего меня.

- Вы считаете, можете понапрасну наговаривать на хорошего человека, унижать его, безнаказанно? Тем более, собираетесь это в суде делать.

Молчу. К чему завязывать глаза, если собираешься убивать? Чердак никогда не завязывал. А эти что? Пугают просто? С трудом верится. Но эта ткань на лице давит морально, покруче бензоколонки.

- И что, вы всех, кто пошел против, вот так в подвалах закрываете?

- Так вы пока первый такой уникальный. Ваша помощь нам очень бы пригодилась, сами знаете.

Выдыхаю, стараясь говорить спокойнее.

- Что говорить, научите - сделаю.

- Дак поздно уже, без вас все решилось. Но вы же не думали, что героем из ситуации выйдете? Вы с Костиковым чем-то похожи, выбираете женщин, за которых есть, кому заступиться.

Вскидываю голову.

- Это тут причем? Наша фирма вам построила отель, разработала дизайн, закупила материалы, нашла подрядчиков. Отлично ведь все выходило.

- Никто этого и не отрицает. Мы с вами замечательно сработались. Но жизнь такая интересная штука... А мир тесен, словно гигантская общага, никогда не знаешь, с кем столкнешься у умывальника. Вы когда-нибудь жили в общежитии, Виктор Станиславович? Вряд ли. А мне доводилось. Веселенькое времечко, молодое. Молодежь вообще терпеливая, оптимизм хоть ведрами черпай. Вот и вы зря понадеялись на чудо.

Так вот. Вы знали, что семья моего босса и ваш любимый Костиков давние враги? Причем это выяснилось совсем недавно, неожиданно для обеих сторон. И что прикажете делать в этой ситуации? Продолжать оплачивать врагу комфорт, элитные напитки, прекрасных дам?

- Враги из-за женщины?

- Так вы знали!

- Клянусь, нет.

- Вы представьте, каково это вдруг узнать, что вы платите человеку, который разрушил семью любимого брата? А есть что-то важнее семьи? Вот вы, как считаете? Вам ведь знакомо предательство, вы побывали на дне и знаете, что из-за бабы можно потерять голову. Наделать разного. Любимая женщина - это ж тыл, опора. Когда она за спиной, можно горы свернуть, на войну идти. Время сейчас обманчиво мирное, но вы ж понимаете, война никогда не прекращалась. Каждый норовит в свою семью кусок посочнее притащить, оторвать у другого. А если вдруг понимаешь, что нет у тебя тыла больше. К стене хоть поворачивайся. Знакомо?

- Но у вас же все получилось. "Континента" больше нет, и такая слава идет, что нескоро еще светит бывшим работникам новое удачное место. Экспертизы затрахали предыдущие объекты, все ищут, к чему придраться.

- И находят, поверьте. Но вы ничего не поняли. Напрягитесь же, Виктор Станиславович.

- Вам нужно, чтобы я его тоже предал.

- Чтобы все его предали. И некому было позвонить даже. Он вам звонит?

Стаскивают с меня толстовку, футболку, перешептываются. Стою, как на сцене, позирую, уже второй раз за этот месяц малознакомым людям. Требуется усилие, чтобы не начать закрываться руками.

- Жизнь-то вас как бьет, оказывается, - сочувствует Анатолий Петрович после долгой паузы. - Вы сейчас боитесь, я знаю. Наконец-то вы боитесь. Я навел некоторые справки, и понял, почему вас так сложно испугать. Вы ведь думаете, что выше денег, боли, смерти. Верно? Плевали вы в лицо мне с моими предложениями и угрозами. Вы многое испытали, вряд ли хоть что-то забыли. И смогли с этим жить. Как вы вообще смогли выжить?

- Хотелось верить, что кому-то пригожусь.