Ольга Горовая - Бабочка

Вероятно, уже через пару часов этого наблюдения и врач, и медсестры были не прочь угробить меня самого. Но я платил им очень хорошие деньги, так что они терпели, хоть и выразительно косились в мою сторону.

Плевать я хотел на их взгляды.

У врача, кстати, была теория касательно молчания Светы. Он считал, что похищение и пребывание в руках Малого, пусть и настолько кратковременное, вполне могло спровоцировать сознание подростка замкнуться и стараться таким образом отгородиться от ужасов внешнего мира. Тем более после недавней смерти родителей. Чтобы защититься.

Не знаю, может он и был прав. Меня же сам факт этого молчания просто доканывал.

И будто этого всего было мало: началась другая чехарда. Пресс-секретарь СБУ обратилась ко мне с разрешения своего руководства и благоволения Мартыненко, с просьбой позволить журналюгам снять репортаж о «доблестной работе спецслужб, спасших мою бедную племянницу». Силовики хотели рекламы и высокого рейтинга в глазах общества. Ясное дело, я не мог отказать, после того, как Мартыненко мне помог. Только Свету снимать не позволил. Впрочем, журналисты вполне удовлетворились моим раздраженным рыком, что она болеет и видом врача, снующего по дому.

Как я уже упоминал, неделя у нас была кранты, какая неудачная.

Этот репортаж, который весь вечер крутили общегосударственные каналы, увидели родители Динки. И тут же принялись обрывать все телефоны в доме, угрожая мне страшными карами за то, что я «втянул девочку в бандитские разборки». Обещали подать апелляцию об опекунстве и забрать ее у меня. Ага, не на того скалились. Я их послал, неожиданно радуясь тому, что Света из-за своего молчания не отвечала на вызовы по мобильному. Хоть в глубине души не мог не признать – родители Дины были не так уж и неправы, обвиняя во всем этом меня.

Только этим дело не ограничилось. Наверное, чтоб совсем вытравить у меня остатки хоть какого-то положительного настроя и отношения к реальности, принялись звонить друзья Светы. Они даже порывались прийти, проведать ее. Но и врач запретил визиты, и сама Света написала им смс-ки, что пока не в состоянии общаться. Даже с Катей по телефону не поговорила, хоть и поблагодарила за ее поступок письменно. И если Катерина с Костей вполне этим удовлетворились, каждый день присылая сообщения с приветами, то Артем решил блеснуть «джентельменством».

Он прислал ей цветы курьером, пятнадцать кремовых роз с запиской.

Все по высшему разряду, как и положено. И придраться не к чему. Молодец парень, видно, что не продешевил, старался. Хотя мог бы приложить побольше фантазии и выяснить, что розы Света не особо любила. Но это мелочи, ладно. Именно такого отношения я, вроде бы, всегда планировал требовать от того, кто будет ухаживать за моей Бабочкой. А сейчас эти цветы вызвали у меня острый приступ непереносимости и раздражения.

Стиснув зубы, я отнес этот букет в свою комнату, которую Света отказалась покидать. Поставил на тумбочку, чтобы она видела. Передал ей записку, ни разу не глянув на содержание. Кремень, короче, а не мужик.

Этот букет мозолили глаза целый вечер и всю ночь, которую я спал урывками из-за скачков температуры у Светы. Но я его просто игнорировал. А утром – разбил вазу, еще и на цветы наступил.

Не специально. Вроде, вообще, и не думал о таком.

Тупо вышло. Не серьезно. Мелочно. Низко. Да и не собирался. Артем – ее ровесник, тот, на которого Бабочка и должна была обратить внимание, и я, вроде как, это ей и пытался донести своими действиями. Только почему-то несчастный букет мне конкретно мешал и, надевая пиджак, когда собирался на час смотаться в контору, я задел его рукой. Отскочил от брызг – прямо на цветы, растоптав большую часть.

Дурдом.

Бабочка, наблюдающая этот цирк с очередной иглой в руке, только приподняла одну бровь, но все равно промолчала. Хоть в глубине ее черных глаз мне и почудились смешинки. Я искренне извинился, заявив, что вообще не понимаю, как такое вышло. Она слабо моргнула, соглашаясь, и хмыкнула.

Разумеется, через два часа я вернулся домой с огромной корзиной белых калл и пурпурных орхидей в контраст, которые Бабочка просто обожала. Надо же было мне извиниться и как-то компенсировать утреннюю неловкость. Хоть и понимал, что совершаю очередную глупость.

Света цветам обрадовалась. И опять забралась мне на руки.

А на следующее утро моя Бабочка в очередной раз сбила меня с ног, когда проснулась и с легким вздохом произнесла первые слова за четыре дня:

- А мы бандиты, да, любимый? – тихим, хриплым голосом спросила она, серьезно глядя на меня через ресницы.

Не знаю, как себя ощущают люди, в которых попала молния. Но могу предположить, что я в этот момент чувствовал себя сродни им. Эти три слова буквально пульсировали у меня в мозге, пока я стоял и смотрел на Бабочку, продолжающую наблюдать за мной через полуприкрытые веки. И как бы ни хотелось мне сосредоточиться на «мы» и «любимый», как ни хотелось бы забыть обо всем, о чем следовало помнить, и поддаться своему желанию и неопытному искушению, горящему в глубине ее карих глаз – я не мог.

«Мы»… Она объединила себя со мною. Бабочка… Она просто не понимала, не понимала, насколько это все по-настоящему грязно. Не для нее. Нет. Я не собирался вмешивать и ее в эту грязь. Свете еще всю жизнь жить. И наслаждаться этой жизнью. А я…

Слово «бандит» доминировало и довлело над всем иным. Впрочем, как и всегда.

Я медленно подошел к кровати, с которой встал совсем недавно, и посмотрел на Свету сверху вниз. Собирался идти в душ, бриться. Надо было по делам мотнуться. Но сейчас как-то все это выветрилось из головы, пока я смотрел на Бабочку, удобно устроившуюся среди моих одеял и подушек.

По-хорошему, мне стоило бы пока перейти в другую комнату. Не в ее, конечно, слабо как-то представляю себе, как спал бы в кровати Бабочки – такой бело-сиреневой, с вензелями и бабочками на торцах. Но кто мешал пока переселиться в гостевую, расположенную дальше по коридору? И недалеко, я бы услышал ее, в случае чего, и все как полагается.

Ну, заходил бы за одеждой и вещами, кто мешал бы?

А я остался здесь, с ней.

Нет, когда в комнату заходили медсестры или врач – все выглядело так, будто бы я провожу ночи в кресле около кровати. Просто не могу оставить племянницу, которой столько досталось за последние дни, одну в комнате. Но мы с ней знали правду – я спал рядом, пусть и поверх одеяла. И хоть старался ложиться, когда она уже засыпала, вставал до того, как Света проснется – эта девчонка умудрялась все время оказаться у меня под боком. А сегодня вообще устроилась на моей руке щекой, несмотря на все мои попытки держать дистанцию (ну это я себя так успокаивал самообманом).