Voronkov - Harbin

– Вот это то, что надо! – с трудом сдерживая эмоции, произнес Борис.

– Это последние данные, – пояснил Болохов…

– Я сегодня же передам всю эту информацию в Центр, – сказал Карсавин и вдруг насупился: – Ну, когда думаешь возвращаться в Москву? А то ведь мамаша твоя уже волнуется…

Вот этого-то Болохов больше всего и боялся. Это было в традиции ОГПУ брать в заложники родственников тех, кто подлежал аресту. Кто из нормальных людей оставит в беде близкого человека?

– Не беспокойся, придет время – вернусь, – заявил он. – А пока что я нужен здесь… Я думаю, после того, как в Центре получат мою информацию, там это поймут.

– Ну-ну… – с каким-то непонятным вызовом произнес вдруг Карсавин. – Человек предполагает, а располагает все-таки Бог. Ну да ладно… У тебя все? Тогда будь здоров!

Но Болохов как будто не слышал его.

– Послушай, Карсавин, что это ты вдруг к Гридасовым зачастил? – неожиданно поинтересовался он.

Тот решил все свести к шутке.

– Ну а что тут особенного? – улыбнулся он. – Или ты боишься, что я кралю у тебя отобью?

– Еще чего!.. – вспыхнул Александр. – В общем, так, мой дорогой… Если ты задумал какую-то пакость, я тебя пристрелю как собаку. Ты понял меня?.. Ну, тогда прощай!

– Это еще мы посмотрим, кто кого… – буркнул ему вслед Борис.

Вечером он через своего связника передал в Центр болоховскую информацию, выдав ее за свою. Вроде как ему удалось завербовать офицера штаба объединенных войск в Маньчжурии, который обещал держать его в курсе всех дел. Карсавина похвалили, но при этом предупредили, чтобы он не забывал и про Болохова. Тот по-прежнему нужен был Москве.

А дня через два Александру снова потребовалось вырваться в город. Накануне Хорват приказал ему с учетом разработанного плана наступления подготовить подробную схему, обозначив стрелами маршруты движения войск союзников и цели противника, по которым будут нанесены первые удары. Он скопировал эти данные, и теперь ему требовалось передать их Карсавину.

И снова ему помог ротмистр. Теперь Болохов должен был с секретным пакетом отправиться за город, где стоял лагерем казачий полк.

– Саша, прости, но это в последний раз, – предупредил его Сергей Федорович. – Ты же знаешь штабс-капитана Шульженко с его маниакальной подозрительностью. Вот и сейчас спросил, с какой это стати я тебя посылаю с пакетом, когда для этого, мол, существуют штатные порученцы.

На сей раз Карсавина не удивило появление Болохова. Узнав, в чем дело, он даже порозовел от охвативших его чувств.

– Берешься передать информацию в Центр? – спросил его Александр.

Тот кивнул.

– Сегодня же… Да, вот что, Болохов… Из Центра сообщили, что для тебя у них есть новое задание. Отправишься в Париж… Ох, и завидую я тебе – там такие женщины! – притворно улыбнулся он. Но заметив, как недоверчиво посмотрел на него гость, тут же опустил глаза.

– Послушай, Карсавин, ну зачем ты это, а? – каким-то чужим голосом произнес Александр. – Я ведь не ребенок, чтобы верить в такие сказки. Да меня тут же арестуют, как только я появлюсь в Москве.

Как и в прошлую их встречу, они сидели в кабинете Бориса, где по-прежнему было сумеречно и пахло сыростью.

– Я, как погляжу, ты вообще не собираешься возвращаться домой, – неожиданно заметил Карсавин. – Впрочем, меня это не удивляет…

Болохов был в отчаянии.

– Ну ты же сам знаешь, что они со мной сделают… – тяжело проговорил он.

– Ага, значит, все-таки чувствуешь за собой вину! – обрадовался Борис. – Я же говорил…

– Замолчи, мерзавец! – не дал ему договорить Александр. – Если бы не ты… Да ты мне жизнь испортил… жизнь! – с жаром повторил он.

– Это ты сам себе ее испортил, – усмехнулся Карсавин, на всякий случай опустив руку в карман, где у него лежал револьвер. – Кстати, ты не боишься, что твоя пассия узнает о твоем прошлом?

Болохов поднял на него полные ужаса глаза.

– Ну вот, теперь мне понятно, почему ты ходишь к Гридасовым! – воскликнул он. – Ты хочешь…

Карсавин с силой ударил кулаком по крышке стола.

– Я хочу одного: чтобы ты не стал предателем и вернулся домой, – заявил он. – Любишь Елизавету Владимировну? Ну, так и ее бери с собой…

Болохов смотрел на него, как на сумасшедшего.

– Да о чем ты говоришь! Лиза ТУДА никогда не поедет…

– Почему ты так решил? – не понял Борис.

– Да потому что… – У Болохова от волнения перехватило дыхание. – Потому что, как и ее родители, она неисправимая монархистка…

– Тогда брось ее и езжай один…

Александр покачал головой.

– Нет, без нее я никуда не поеду…

– Да что ты привязался к этой юбке? – насел на него Борис. – В Москве вон их сколько молодых комсомолочек – только выбирай…

У Болохова все закипело внутри.

– Послушай, Карсавин, неужто ты никого никогда не любил?

– Любил, ну и что из того?

– А то, что когда любишь, все остальное отходит на второй план…

– Ерунда! – усмехнувшись, проговорил Борис. – Есть вещи и поважней твоей любви.

– Да о каких вещах ты говоришь?

– О революции!.. О партии, в конце концов… Вот что главное в нашей жизни.

– И ты в это веришь?.. Да-а, – протянул Александр. – Если так дело пойдет, мы вообще скоро потеряем все человеческое…

Сложные философские темы редко волновали Карсавина. Все мысли его зачастую были прямолинейными, как солдатский штык.

– Так что же ты все-таки намерен делать? – задал он вопрос Болохову. – Неужели решил не возвращаться? Нет, ты мне прямо скажи!..

– Я не знаю… не знаю ничего! – Александр хватился за голову. – У меня мысли наперекосяк, понимаешь, Карсавин?.. Нет, тебе меня не понять. Неужто не видишь, что я попал в капкан?.. – В его глазах блеснули слезы. – Да, скорее всего, я останусь, – неожиданно заявил он.

– Но это же предательство, Болохов! – тут же отреагировал Борис. – Ты предаешь свой народ, свою партию! Понимаешь? Партию!

Болохов тяжело вздохнул и закрыл глаза.

– А что мне остается делать? – тихо произнес он и умолк. Он долго молчал, думая о чем-то своем, а потом вдруг снова заговорил: – Знаешь, за эти несколько месяцев, что я нахожусь в Харбине, я многое понял… В первую очередь то, что мы совершили великую ошибку…

– Ты это про что? – не понял Борис.

– Про революцию… – Лицо Болохова побледнело; так бывает, когда человек решил исповедоваться перед своей совестью. – Ведь произошла вселенская трагедия, когда один народ искусственно – повторяю, искусственно! – разделили на две части… Теперь одна живет у себя на родине, другая скитается по миру. Хорошо ли это?

– Так ведь это они не хотели обновления России, они! – воскликнул Карсавин, имея в виду белую эмиграцию. – Мы готовы были к миру. Но они не захотели его. Видите ли, их не устроило то, что у них отобрали землю, заводы, фабрики, рудники, дворцы и прочее, прочее. Правильно, мы сказали им: хватит наживаться на чужом труде, пора с другими поделиться. Мы ведь хотели, чтобы все было по справедливости, чтобы народ больше не угнетали, чтобы он получил свободу и равные права… Ведь ты же сам, насколько я знаю, был ярым приверженцем этих лозунгов.