Даль Орлов - Реплика в зал. Записки действующего лица.

В свое время Андрей Тарковский оценил талант молодой критикессы, будущего автора "Тарковский и я", именно ей предложил стать соавтором книги о киноискусстве и своей собственной работе.

А дальше так сложились звезды, что мне довелось стать одним из первых читателей их весьма объемной рукописи. Она пришла ко мне в феврале 1978 года с сопроводительным письмом от заведующего отделом кино издательства "Искусство" Сергея Асенина: " Направляем вам на рецензирование рукопись А. Тарковского и О.Сурковой "Сопоставления"...

Прочитал, понятно, с немалым интересом - Тарковский все-таки! После чего написал большое, на девяти страницах машинописного текста, заключение. Вывод мой был таким: "Сочинение А.Тарковского и О.Сурковой может стать интересной и полезной книгой. Над ней стоит еще поработать и потом ее издать. В литературном смысле она в основном написана хорошо, местами - великолепно. Наиболее сильное впечатление она производит там, где речь идет о кинематографической профессии. Здесь множество тонких наблюдений и мыслей... Думается, что недостатки рукописи вполне устранимы. Хочется пожелать авторам успеха в их работе".

Среди общих замечаний были, например, такие: точнее определиться в жанровом отношении, "пока это и интервью, и сборник статей, и монография". Если "определиться", исчезнут некоторые противоречия между тем, что содержалось в давних статьях, и тем, что заключено в сегодняшних рассуждениях. Одно замечание было чисто драматургического свойства: "Если "поток" рассуждений Тарковского в основном целеустремлен, по-своему логичен, то вторжения комментатора не всегда внутренне оправданы. Случается, что О. Суркова говорит об одном, Тарковский - о другом, не реагируя на прозвучавшую реплику, продолжает начатую им раньше мысль".

Одно-другое замечания осторожно касались общей тональности, в которой основной автор вел разговор с будущим читателем. Вот это место из заключения:

"А.Тарковский сколь интересен, столь и категоричен в своих суждениях. В конце концов, может сложиться впечатление, что именно он - истина в последней инстанции, что другие точки зрения невозможны. А они не только возможны, но они и существуют. (На проблемы монтажа, например, работы с актером, участия в фильме музыки и др.) Поэтому оговорки типа "по-моему", "мне так кажется", "не все со мною согласятся, но я считаю" и т.п. не только не убавили бы книге убедительности, но задали бы ей более достойный и верный тон.

Все обличения зрителей, не понимающих или не принимающих искусство Тарковского, столь яростны и не сдержанны, что наводят на мысль о Юпитере, который сердится... Нужно ли в такой интонации вести разговор? Думается, что вести разговор в регистре достойного спокойствия и уважения к оппоненту, который, возможно, и заблуждается, более пристало художнику...

Производит странное впечатление полное небрежение героя книги идейным и профессиональным опытом советской, отечественной кинематографии. Предметом восторгов, признания и поклонения оказываются исключительно Бергман, Бунюэль, Антониони, Феллини, Орсон Уэллс, Рене Клер и т.д., что объяснимо и не вызывало бы вопросов, если бы... "Наши" упоминаются в редких случаях, а когда упоминаются, то им чаще всего "крепко достается". Достается и Эйзенштейну, и Герасимову, и Шукшину, и Шепитько, и Михалкову-Кончаловскому. Благосклонно упоминается только Довженко, но лишь как автор "Земли". Да еще Иоселиани. Справедливо ли? Нет нужды говорить здесь о вкладе советской кинематографии в становление и развитие кино как искусства. Авторы сами это прекрасно знают. Но получается странная картина - со знаком плюс выведен только один советский режиссер - Тарковский. Я умышленно заостряю вопрос и прошу меня простить за это, но, может быть, авторы обратят внимание на такой ракурс впечатления от рукописи".

Так я писал - вполне простодушно, не претендуя на сугубо киноведческие лавры. Не уверен, что авторы воспользовались моими советами. В готовом виде я их книгу не перечитывал. Скорее всего, пренебрегли. Это их право. Судя по мемуарным источникам, они тогда работу затянули, было несколько пролонгаций, потом оба оказались за границей, и в тех условиях, понятно почему, "Искусство" так к этой книге и не вернулось.

"Спустя десять лет, - сообщает Суркова, - эта книга появилась на Западе под заглавием "Запечатленное время", переработанная и дописанная мною в соответствии с его (Тарковского - Д.О.) соображениями и пожеланиями".

Ну а дальше случился форменный скандал: в немецком издании "Запечатленного времени", той самой работе, как пишет Суркова, "с которой я нянькалась столько лет", Тарковский "спокойно оставил только свое собственное авторское право, полагая, что денег на суд с ним у меня все равно нет".

Но суд тем не менее состоялся, и Суркова его выиграла. Иначе и быть не могло, она, действительно, - соавтор. Даже я могу это подтвердить, как рецензент их первоначальной рукописи.

Когда до меня дошли сведения об умыкании нашим классиком чужой интеллектуальной собственности, почему-то вспомнилась его неудавшаяся "подстава" с кинопроектом о прокаженных...

На тот период, что я работал в Госкино, пришлось окончание Тарковским "Зеркала" и начало его работы над "Сталкером". В первом случае я подключился к процессу на ходу, на заключительном этапе, во втором - отключился где-то в середине процесса.

По киноязыку "Зеркало" оказалось лентой абсолютно необычной не только для отечественного кино в целом, но и для самого Тарковского. С такой степенью свободы в использовании ассоциативных приемов, такого погружения в недра субъективного высказывания советский кинематограф до того не встречался. Естественно, что даже в среде самых квалифицированных коллег уже первая сборка картины вызвала если и не полное отторжение, то, как минимум, недоумение. Многие просто не понимали, что же именно хотел сказать им автор.

На художественном совете киностудии "Мосфильм" в мае 1974 года, например, народный артист СССР Всеволод Санаев говорил, делясь впечатлениями сразу после просмотра: "Я понимал, что очень хорошо снято, что каждый кадр насыщен смыслово, следил за актрисой Тереховой - настолько глубоко, эмоционально она сложила роль. Это большая актерская удача. Но о чем этот фильм - разобрать трудно. Какие-то мальчики, дети. Все, что связано с водяными процессами - дождями, шумами, волнами, - очевидно связано с психическим состоянием, но разобраться в содержании это не помогает... Я вижу, что кинокартина сделана талантливым человеком, но что происходит на экране? Ведь фильм будут смотреть не только в Доме кино, но и более широкий зритель..." А вот мнение, высказанное там же тонким режиссером-психологом Юлием Райзманом, тоже "живым классиком": "В картине есть эмоциональный ряд, который очень завораживает от встречи с людьми, от ритма рассказа... Но эта радость восприятия борется с непониманием того, что происходит. Эта сцена понятна, пока поймешь другую - отстанешь, возникает раздражение. Часто оказывается, что все-таки не понял..."