Даль Орлов - Реплика в зал. Записки действующего лица.

Таков был вкратце калейдоскоп суждений. По нему видно, что о сценарии и вообще, о проекте в целом судили-рядили не только в начальственных кабинетах, как принято считать, но и на студии, в кругу коллег. Расширенный художественный совет пришел тогда к выводу, что Тарковский должен продолжить работу над фильмом.

Тарковский сидел напротив меня, по другую сторону широкого стола. Когда собрание заканчивалось, он вдруг подтолкнул ко мне по полированной столешнице сценарий: изучайте, мол, двухсерийная работа уже проделана. Студийное руководство он, таким образом, демонстративно игнорировал, минуя его, отправив одним толчком сценарий сразу в Госкино. Одновременно показывал, что ничего из сказанного здесь в течение последних нескольких часов он учитывать не собирается.

Мне потом пришлось официально вернуть сценарий на студию, чтобы его там все-таки рассмотрели.

Сценарий оказался очень небольшим по объему - страниц 45. Мало-мальски событийная канва как отсутствовала с самого начала, так и здесь не появилась. Сталкер, Профессор, Писатель шли и шли по Зоне, направляясь к неведомой комнате, и обменивались монологами. Череда монологов, собственно, и была сценарием. Поэтому он оказался как бы укороченным. На самом деле, если все слова произнести вслух, то по времени они рисковали не уместиться и в две серии.

Но дело не в этом. Рака уже так далеко загнали за камень, если иметь в виду ситуацию в целом, что было ясно: Тарковский это все равно снимать будет. Но я не мог понять главного: зачем он хочет это снимать? В чем тут "мулька", так сказать? Почему он так колотится, сначала ради одной серии, потом даже двух? Что ему дорого в этом, на первый взгляд, нагромождении философических банальностей?

Ну да, своим внутренним взором режиссер уже видел трех чудо-актеров - Анатолия Солоницына, Александра Кайдановского, Николая Гринько, бредущих по грязи и болоту, вокруг сторожевые вышки, мрачная электричка едет, что-то вздыхает, скрипит, ухает, все мрачное, густо зелено-сине-коричневое, неторопливое, как неизбежность.

Но я-то пока видел только буквы на бумаге, читал текст, он - сам по себе, не преображен изобразительной значительностью и кинематографической ворожбой, которые могут отвлечь от понимания смысловой сути. А ухватить суть -не получалось. Ясно видел, что текст или балансирует на грани общих мест, или сплетается в такие словесные кренделя, что смысл убегает... Но в любом случае остается неясным, что здесь могло так взволновать режиссера? Моим жалким умом всего этого объять не получалось. А хотелось. Да и положение обязывало.

Вот, например, Писатель изъясняется: "Откуда мне знать, как назвать то... чего я хочу? И откуда мне знать, что на самом-то деле я не хочу того, чего я хочу? Или, скажем, что я действительно не хочу того, чего я не хочу?" Ребус. Зрители в кинозале вынуждены будут разгадывать его со слуха...

Тот же Писатель в другом месте: "Раньше будущее было только продолжением настоящего, а все перемены маячили где-то там, за горизонтами. А теперь будущее слилось с настоящим. Разве они готовы к этому? Они ничего не желают знать! Они только жр-р-ут!" Как ухватить смысл загадочной метаморфозы: будущее, которое "слилось с настоящим"? Как понять?

Или вдруг объявляются в тексте вполне школьные прописи про музыку, ими делится Сталкер: "Вот, скажем, музыка... Она и с действительностью- то менее всего связана, вернее, если и связана, то безыдейно, механически, пустым звуком... И тем не менее музыка каким-то чудом проникает в самую душу". Прямо скажем, то еще откровение: музыка проникает в душу...

Когда же Писатель набросился на Профессора с обличениями: "Вся эта ваша технология... все эти домны, колеса (?)... и прочая маета-суета - чтобы меньше работать и больше жрать - всё это костыли, протезы", - когда он так стал высказываться, то не могло, конечно, не вспомниться гораздо раньше сказанное о том же, но точнее, Львом Толстым, а еще раньше Жан-Жаком Руссо. Наш Писатель явно запаздывает со своим гневом, хочет поразить откровением, а опять изрекает очевидную банальность.

Правда, упомянутые классики не покушались на изобретение колеса. Колесо оставили в покое, потому что без него не то, что без домны, было бы уж совсем плохо. Писатель в "Сталкере" и на колесо ополчился.

Но что колесу - всему человечеству, в конце концов, досталось:

"ПРОФЕССОР. Хотите одарить человечество перлами своего покупного вдохновения?

ПИСАТЕЛЬ. Плевал я на человечество. Во всем вашем человечестве меня интересует только один человек. Я то-есть. СтРю я чего-нибудь, или я такое же дерьмо, как некоторые прочие".

Тут вспоминается водевиль Ильфа и Петрова "Сильное чувство". Там среди прочих есть два действующих лица: одного зовут Лев Николаевич, другого - Антон Павлович. Оба отменные выпивохи. На свадьбе Лифшица Лев Николаевич поднимает бокал:

"ЛЕВ НИКОЛАЕВИЧ. За счастье человечества! Верно, Антон Павлович?

АНТОН ПАВЛОВИЧ. Верно, Лев Николаевич. За человечество! Черт с ним!"

Ильф и Петров проиграли, хотя и выступили раньше: их "черт с ним" звучит гораздо менее терпко, чем "дерьмо".

Я перечитал сценарий пять раз. Почему так много? Упрямо хотел понять.

Так у меня бывало при решении шашечных задач: день - нет решения, два, на третий осеняет: ведь как просто!

Я и здесь ждал, когда осенит, когда, наконец, до меня дойдет, что Тарковский хочет сказать этим сюжетом и этими бесконечными словесами, сплошь и рядом не отмеченными ни откровениями, ни доказательностью? Что спрятано под вычурностью? Какая цель у этой смысловой затемненности? Какой месседж посылается мне - читателю и зрителю?

Меня "пробило" после пятого прочтения. В воображении вдруг возник вариант концепции абсолютно прозрачной по смыслу, стройной до примитивности. Если ее принять, то все кажущиеся противоречия и смысловые нестыковки мгновенно испарялись, непонятности исчезали, обнаруживалась ясная логика в деталях и в целом. Но тогда получалось, что мы имеем дело не с фильмом так называемой фантастической жанровой принадлежности, а нам просто предложен эзопов язык - сказано одно, а понимать надо иначе.

На сайте "Русское кино" в Интернете можно прочитать выдержки из дневника Леонида Нехорошева, главного редактора "Мосфильма", прошедшего рядом с Тарковским весь тернистый путь "Сталкера". Вот что он пишет, делясь давними впечатлениями от нового варианта сценария: "Новизна пути, как теперь ясно, выражалась прежде всего в изменившемся жанре вещи... Здесь - в новом сценарии "Сталкер" - притча определяла все. Рассказ был об одном, а на самом деле говорилось(по притчевому принципу уподобления) о другом. Режиссер неминуемо пришел к притче - это была, пожалуй, единственная возможность высказывания во враждебной атмосфере запретительства.Когда смысл сюжета иносказанием не только раскрывается, но и прикрывается. От тех, кому не нужно его знать, - от непосвященных... Но притчевый путь опасен минами плоских политический прочтений!.. (Везде выделено мною - Д.О.)