Hairuzov - Tochka vozvrata

– Пусть тренируется, – сказал Порогов. – Прилечу, соберемся в парке и сыграем. Как ты на это смотришь?

– Я смотрю на это трезво и хорошо, – серьезным голосом ответила Ольга. – Футбол вырабатывает коллективное чувство и хоть на время возвращает всех нас в детство. Но вы, право же, меня задарили. Мне просто неудобно.

– Пусть это будет единственным неудобством, связанным с нашим городом, – засмеялся Николай. – А я сгоняю с друзьями в тайгу и через неделю буду в Москве.

Шура чмокнула Ольгу в щеку и, сказав, что ей надо заниматься делами, пошла к выходу. На ней был темно-синий, облегающий фигуру трикотажный костюм, должно быть, она надела его специально для Ольги, поскольку знала, что этот цвет ей идет, делая ее моложе. Открывая дверь, Шура оглянулась, чтобы попрощаться, приподняла руку, но что-то удержало ее, и она, поправив прическу и выпрямив голову, шагнула за вокзальное стекло.

– А ты знаешь, я ее сразу узнала, – заметила Ольга. – Разыскивая тебя, я зашла в ресторан и увидела сидящую там женщину. Подошла и спросила про тебя. Она нисколечко не удивилась, сказала, что ты сейчас будешь. Славная женщина.

Порогов промолчал. Без Шуры вся привычная церемония проводов потеряла для него какой-то свой особый смысл, радостное возбуждение исчезло с ее уходом. Николай уже не понимал, зачем и по какому случаю он в этом городе, и еще пуще не мог понять, зачем и для чего должен вскоре лететь в себялюбивую столицу. Себе-то он мог признаться, что к нему стольный град оказался неласковым: помял, пожевал и за ненадобностью выплюнул. Так нет же, из упрямства не мог он вот так сразу согласиться с этим, захотелось сделать еще один заход. Вернуться сюда – значит, перед всеми признать свое поражение. А так для всех он вроде бы живет в Москве, значит, у него не все плохо. Он подхватил Ольгины пакеты с подарками и пошел к дверям, где уже вовсю шла регистрация на московский рейс.

Ольга улетела вовремя, а вот ему через несколько дней пришлось проторчать в аэропорту трое суток. Случилось так, что впервые в его практике рейс на Москву отменили не из-за непогоды, отсутствия топлива, самолета или по иной технической причине. Рейс отменили из-за банкротства авиакомпании «Байкал», в которой он пролетал четверть века. У него на руках был бесплатный льготный билет, но, в отличие от других пассажиров, никаких преимуществ ему это не давало. Если те, доплатив разницу, могли улететь очередным рейсом, то Порогову надо было заплатить полную стоимость билета. Его опять выручила Шура Романова. Взяв у Николая теперь уже никому не нужный билет авиакомпании, она обменяла его на билет Аэрофлота.

– Я попросила, чтобы тебе выписали и обратный до Иркутска, – улыбаясь, сказала она. – С открытой датой вылета. Вдруг понадобится.

Уже в Москве Николай узнал, что по просьбе иркутской прокуратуры в Ташкенте арестовали Марка Бонда и возбудили уголовное дело против руководства авиакомпании. Но от этих действий процесс развала иркутской авиации не замедлился, а, наоборот, ускорился. «Боинг» загрузили под завязку запчастями, оборудованием, и он, благополучно миновав границы, упорхнул за кордон в Копенгаген. Потом подсчитали, что на нем одних запчастей вывезли на восемьсот тысяч долларов. На родине медной «Русалки» экипаж высадили и отправили домой. Узбекские власти, для приличия подержав некоторое время Марка Бонда и забрав себе долларовую наличность, вскоре отпустили «инвестора» искать следующих дураков. На все попытки вернуть самолет в Россию Марк Бонд со своими зарубежными компаньонами показал иркутянам дулю, а Плучек и Полищук вскоре попали под амнистию. Позже юристы скажут, что более безграмотных договоров со стороны авиакомпании они не видели. А другие ехидно добавят: наоборот, договор составлен таким образом, чтобы воровать и продавать, как и всю страну, можно было оптом и в розницу.

К тому времени Порогов, принятый на телеканал корреспондентом, по заданию Ольги Оболенцевой занимался налаживанием контактов с главным авиационным специалистом России вице-премьером Ильей Клебановым. Сославшись на отрицательный ответ министра авиационной промышленности Бардина, тот, возвращая Порогову документы с проектом воссоздания АНТ-25, сказал, что этому проекту еще не пришло время и что в стране много других неотложных проблем.

Лицо, повадки, голос Клебанова и даже рыжие усы вице-премьера до боли напоминали Николаю режиссера Гавриленко – оба ссылались на время. Правда, один говорил, что оно ушло, другой – не наступило, но суть была одна, как в переиначенной песне актера Владимира Ивашова, в которой Гордеев на Аляске голосом киренского хулигана шутливо посылал отдыхать Сергея Полищука.

Вспомнив песенку своего старого бортмеханика, Николай, усмехнувшись, подумал: только что другими казенными словами, но с тем же смыслом пропел ему премьер – мол, отвали и не мешай государственному человеку. Утешать себя мыслью, что придет время и то же самое скажут вице-премьеру, Николаю не захотелось, он сказал, что АНТ-25 принадлежит уже не Клебанову, а истории и будет всегда востребован не только в России, но и в Америке. И это дело уже не ведомственное.

– Что требует дух, то осуществит природа, – забирая проект, сказал он.

Приехав на работу, Порогов увидел спешащую ему навстречу взволнованную Ольгу. Она сообщила, что в Иркутске на взлете потерпел аварию грузовой самолет. Николай тут же позвонил в аэропорт. Новость для него оказалась страшной, ему сообщили, что в том самолете якобы должна была лететь Шура Романова. Самолет шел рейсом из Китая, вез ширпотреб. Старшим на борту был Сергей Полищук. В Иркутске после дозаправки, взяв на борт еще несколько пассажиров, они вылетели в Москву. Самолет еле-еле оторвался в конце полосы. Задев приводную радиостанцию, он упал и загорелся. Сказали, что он был перегружен китайскими шмотками и в условиях жары не смог набрать необходимую высоту. Самолет сгорел, но экипаж и Полищук остались живы – подоспевшие пожарные сумели эвакуировать их из самолета. А вот тех пассажиров, кто был в грузовом салоне, спасти не удалось.

Через полчаса, заскочив домой, взяв необходимые документы и билет, Николай поехал в аэропорт. Лил дождь, дворники не могли справиться с водой, мотор у машины, точно захлебнувшись, глох, шофер злился, ему каждый раз приходилось выходить и мокнуть под дождем. Порогов глянул на часы: они безнадежно опаздывали на рейс, и он мог понять, почему сегодня ломается машина. Сколько раз он ездил этой дорогой и всегда приезжал в аэропорт вовремя. Чувствуя, как все его существо заполняют необъяснимая апатия и пустота, он тронул шофера за плечо.

– Не злись, друг, ей уже не поможешь.