Chinenkov - Po tu storonu

Гости оживились.

– Как вы расплачиваетесь с советскими партнёрами по бизнесу? – задал очередной вопрос Быстрицкий, снимая галстук.

– А чтобы услышать ответ на этот вопрос, надо ещё смочить горлышки, братишки! – улыбнулся им дон Антонио. – И снова пьём до дна, такое правило, а потом говорим хоть до утра, согласны?

На этот раз гости поморщились, но отказываться воздержались. Чокнулись, провозгласили тост за хозяина и выпили.

– Со своими советскими партнёрами я рассчитываюсь по-разному, – ответил де Беррио на ранее прозвучавший вопрос. – Скажут долларами, плачу долларами, захотят бартер, везу в Россию всё, что они попросят.

– Что именно? – переспросил, икнув Бадалов.

– Всё, что пожелают, – хмыкнул дон Антонио. – Так у нас в контракте обговорено, прописано и подписано.

– Тогда у нас есть к вам предложение, господин де Беррио, – заёрзал на стуле Быстрицкий. – Мы предлагаем вам…

– Стоп, ни звука! – дон Антонио указал пальцем на бокалы. – Вопросы и ответы мы уже провели, теперь выпьем за продолжение нашей деловой беседы!

– Но позвольте! – гости округлили глаза. – Вы даже не услышали нашего предложения?

– За то, когда оно прозвучит, выпьем отдельно, – пообещал де Беррио. – Ну… Берите бокалы, чёрт вас побери, господа!

– Не понимаю, почему вы хотите нас напоить, а не выслушать? – заупрямился Быстрицкий. – Мы вам подготовили такое предложение, от которого вы…

– Цыц! – погрозил ему пальцем дон Антонио. – Не так часто ко мне заглядывают русские гости, с кем можно выпить по-настоящему, по-мужски! Здешние аборигены после двух-трёх рюмок под стол валятся… Утром на них грустно смотреть.

Гости переглянулись, пожали плечами и, чтобы не «разочаровывать» хозяина, выпили до дна.

– Так каково оно, ваше предложение, господа? – спросил де Беррио, отправляя в рот кусочек селёдки.

– Чё? – посмотрел на него осоловевшими глазами Быстрицкий. – Чего тебе надо? На колени, холоп, перед моим благородием, полковником лейб-гвардии Его Величества… – не договорив, он уткнулся лицом в поверхность стола и захрапел.

– Ехали казаки на чужбину далёкую, – промычал, в свою очередь, Бадалов строку из песни и повалился со стула на пол.

– Ну как можно иметь дела с такими неженками, – усмехнулся дон Антонио. – Я когда-то знавал таких, что они за столом оставались, а я под него со стула падал.

В ресторан вошёл молодой мужчина и нетепеливо поспешил к столику де Беррио.

– Ну чего тебе, Самуэль? – спросил дон Антонио. – Не видишь, я с гостями забавляюсь, а ты…

– Письмо из Ленинграда, от Иосифа Бигельмана, – ответил мужчина, протягивая пакет.

– Вот это приятно, – улыбнулся де Беррио. – Вот это хорошо. Я люблю читать письма из Ленинграда, особенно от проныры Иоськи!

Вскрыв пакет, он достал из него лист, исписанный красивым убористым почерком, и прямо на глазах трезвел, читая письмо.

– Пиранья? – позвал он сидевшую за соседним столиком красотку. – Этих, – и указал пальцем на мертвецки пьяных гостей. – Самуэль с ребятами перетащит их в бунгало, а ты… – он хмуро глянул на её озабоченное лицо. – Ты бери своих куколок, и чтобы эти двое стояли утром передо мной в моём офисе, трезвые как огурцы, понятно?

– Да, хозяин, – кивнула девушка. – Только я не поняла, как кто они должны стоять перед вами?

– Как сиськи твои, тупица! – рыкнул на неё де Беррио. – А теперь делайте дело, и прочь с глаз моих! – распорядился он, заполняя бокал водкой. – Я знал, что такое случится. Я знал… э-э-эх…

7

На рассвете Кузьму привели к Мавлюдову. Когда он, «упакованный» в смирительную рубашку, переступил порог кабинета, у него зуб на зуб не попадал. Азат встретил его притворно приветливо.

– Сейчас я угощу тебя чаем, – сказал он, указывая Малову на стул. – А если откажешься, предложу водки. – Ну-с, так чего пожелаешь, Кузьма Прохорович?

– Я пожелаю воздержаться от того и от другого, – хмуро глядя на него, ответил Кузьма. – Мне хочется знать, почему я здесь, а не на свободе? Следствие окончено, а результатов нет.

Выслушав его, Мавлюдов оживился.

– Благодари бога, что ты здесь, а не в тайге с топором лес валишь, – сказал он. – Или чего хуже, не покоишься в безымянной могиле, в которую вбит столбик с номером.

Ошеломлённый Кузьма слушал Азата, не понимая, чего тот от него хочет, но сердцем чувствуя, что от мягко стелющего Мавлюдова добра ждать не приходится.

– Так ты что, стало быть, мой «спаситель»? – спросил он, с недоверием глядя на Азата.

– Вроде того, – ответил тот. – Даже скажу больше, теперь ты «в штате» моей лаборатории и мы с тобой, некоторым образом, «коллеги».

– И как это понимать? – ухмыльнулся Кузьма. – Ты так плоско шутишь, сучок бесхребетный?

– Позже всё узнаешь, – пропустив мимо ушей оскорбление, уклонился от ответа Мавлюдов. – А ты на меня зла не держи за то, что случилось. Мне от тебя больше сносить приходилось, помнишь?

– А теперь ты удовлетворён, видя меня вот таким вот?

– Удовлетворён? Вполне. Но и частично сожалею, что всё так получилось.

Азат вскочил из-за стола и принялся расхаживать по кабинету.

– Я навёл о тебе справки, – сказал он, остановившись. – Ты двадцать лет проработал кузнецом на заводе. Признаться, мне не понятен твой выбор. Почему ты не уехал с Бурматовым за границу, а остался в России?

– Тебе этого не понять, «товарищ Рахимов», – усмехнулся Кузьма. – Каждому своё дано в этой жизни. Не смог я душой от России оторваться, вот и не уехал в рай капиталистический.

– Надо же, – развёл руками Азат. – Целых двадцать лет жить под угрозой разоблачения и…

– Я жил и трудился честно, хоть и под чужой фамилией, – вздохнул Кузьма. – Вот только ты один навесил на меня клеймо врага народа, вредителя и заварил всю эту кашу. Кстати, а как у тебя получилось вытащить меня из тюрьмы?

– Как? – Мавлюдов рассмеялся. – Да очень просто. Тебя вычеркнули из списка живых, понял? Тебя нет, ты призрак, Кузьма Малов! Ты умер ещё давно, во время Гражданской! И Антон Мартынов тоже умер в твоём лице. Сам же знаешь, что никогда не было такого человека?

– Ладно, со мной всё ясно, – усмехнулся Кузьма. – А что с женой моей?

– А почему ты меня об этом спрашиваешь? – нахмурился Мавлюдов. – Её тоже нет. Где она, не знаю.

– Врёшь, ты всё врёшь, мерзавец! – закричал Кузьма. – Где она? Что ты с ней сделал?

Мавлюдов вернулся за стол, присел на стул и сложил на груди руки.

– А ты сам как думаешь? – спросил он, противно ухмыляясь. – Где может быть жена врага народа?

– В тюрьме? – скрипя зубами, спросил Кузьма. – Ты и её усадил за решётку?

– Нет, я не знаю, где она, – покачал головой Мавлюдов.

– О Господи, за что мне всё это? – простонал Кузьма. – Почему я оказался в руках этого урода? За какие грехи, Господи?