Array Еврипид - Античная трагедия

Кто из богов так тверд и зол,
Чтоб радостью была ему
Твоя беда? Кто боль твою
Не разделяет? Зевс один. Упрям и дик,
Он Урановых детей
Злобно душит. Он уймется,
Лишь когда насытит сердце
Или кто-то, изловчившись,
Власть у него отнимет силой.

Сегодня в оковах железных томлюсь,
Но время придет, и правитель богов
Попросит меня указать и раскрыть
Тот заговор новый, который его
Державы лишит и престола.
Но будет он тщетно меня обольщать
Своим сладкоречьем, и тщетны тогда
Любые угрозы его – ни за что
Не выдам я тайны, покуда с меня
Не снимет безжалостных этих оков,
Покуда за этот позорный мой плен
Сполна не заплатит!

Ты дерзок, не сдаешься ты,
Под пыткой на своем стоишь.
Не лучше ль придержать язык?
Томит, изводит душу мне сверлящий страх,
За тебя страшусь, пойми.
Где, плывя по морю муки,
Берег мирный увидал ты?
Непреклонно сердце Зевса,
Тверд и жесток рожденный Кроном.

Я знаю, суров он и волю свою
Считает законом. Но время придет
Согнется и он,
Смягчится, уступит. Заставит нужда.
Уймет он тогда безумный свой гнев
И сам поспешит, союзник и друг,
Ко мне – союзнику-другу.

Будь откровенен с нами, расскажи нам все.
В чем уличен ты Зевсом и за что тебя
Такой позорной он карает мукою?
Скажи нам, если это не грозит ничем.

Рассказывать мне тяжко, но и тягостно
Молчать об этом. Боль моя всегда со мной.
Когда среди бессмертных распря вспыхнула
И меж собою боги перессорились, —
Одни с престола Крона сбросить чаяли,
Чтоб Зевс царил, другие же владычества
Над божествами не желали Зевсова, —
Тогда титанам, неба и земли сынам,
Помочь советом добрым я хотел. Но мой
Совет отвергли. Презирая вкрадчивость
И всякое лукавство, те надеялись,
Что грубой силой без труда захватят власть.
А мать моя – и Геей и Фемидою
Она зовется – много раз, заранее
Исход той распри зная, говорила мне,
Что победитель победит не силою,
А хитростью, коварством он одержит верх.
Но тщетно убеждал я и доказывал,
Меня тогда и слушать не хотел никто.
И, видя это, я почел за лучшее
По доброй воле и в союзе с матерью
Пойти на помощь Зевсу. Помощь принял он.
Моим стараньем в черной пасти Тартара
Бесследно сгинул древний Крон и все, кто с ним
Сражался рядом. Вот какой услугою
Обязан мне великий властелин богов.
И вот как он за это наградил меня!
Болезнь такая, видно, всем правителям
Присуща – никогда не доверять друзьям.
Но вы спросили, за какую мучит Зевс
Вину меня. Извольте, и о том скажу,
Едва успевши на престол родительский
Усесться, сразу должности и звания
Богам он роздал, строго между ними власть
Распределил. А человечьим племенем
Несчастным пренебрег он. Истребить людей
Хотел он даже, чтобы новый род растить.
Никто, кроме меня, тому противиться
Не стал. А я посмел. Я племя смертное
От гибели в Аиде самовольно спас.
За это и плачусь такими муками,
Что их и видеть больно – каково ж терпеть!
Жалел я смертных, только самого меня
Не пожалели. Пытка беспощадная —
Удел мой. Зевсу славы не прибавит он.

Железным сердцем и душою каменной
Тот обладает, Прометей, кто мирится
С твоим страданьем. Лучше бы не видеть мне,
Как мучишься, но вижу и скорблю с тобой.

Меня увидев, даже недруг сжалится.
Предводительница хора
Ни в чем ты больше не был виноват? Скажи.

Еще у смертных отнял дар предвиденья.

Каким лекарством эту ты пресек болезнь?

Я их слепыми наделил надеждами.

Благодеянье это, и немалое.

Вдобавок я же и огонь доставил им.

И пламенем владеют те, чей век – как день?

Оно научит их искусствам всяческим.

За эти, значит, преступленья Зевс тебя…

Карает и вовеки не помилует.

Ужель мученью этому и срока нет?

Один лишь срок: покуда не смягчится Зевс.

Надеешься – смягчится? Иль не видишь ты,
Что виноват был? Не хочу вины твоей
Касаться, это больно и тебе и мне.
О ней – ни слова. Думай, как помочь беде!

Ах, как легко тому, кто в безопасности,
Увещевать и поучать попавшего
В беду. Но я ведь это все и раньше знал.
О да, о да, прекрасно знал, что делаю,
И, людям помогая, сам на пытку шел.
Не думал, правда, что такая выпадет
Мне пытка – чахнуть на утесе каменном,
Над пропастью повиснув средь пустынных скал.
Но не тужите о моих сегодняшних
Невзгодах, а спуститесь и о будущих
Услышьте судьбах, чтобы все, как есть, узнать.
Молю, молю вас, будьте сострадательны,
Беду чужую видя. Ведь без устали
Кочует злополучье от одних к другим.

Мы с готовностью просьбу исполним твою,
Поверь, Прометей.
Легким шагом покинем, к тебе спеша,
Быстролетный престол,
Воздух чистый, где птицы свой путь вершат,
И на эту скалистую землю слетим,
Чтобы все до конца
Узнать о твоих злоключеньях.

Вот он, долгой дороги моей предел.
Я у цели. Меня, Прометей, к тебе
Эта птица примчала. Не удила
Направляли полет ее – помысел мой,
Состраданье к печальной твоей судьбе
Внушено мне, должно быть, нашим родством.
Но пускай бы и кровь
Не роднила нас – знай, все равно никого
Нет на свете, кто был бы мне дорог, как ты.
Что правду сказал я, увидишь. Чужда
Речам моим лесть. Ты лишь намекни,
Как можно помочь тебе, чем услужить,
И скажешь ты сам, что не знаешь друзей
Вернее меня, Океана.

О, что я вижу! Ты среди свидетелей
Моих мучений? Как же ты покинуть смел
Поток, что назван по тебе, и скрытые
В камнях пещеры, чтоб в железородную
Явиться землю? Поглядеть на жребий мой
Сюда пришел ты, горю посочувствовать?
Что ж, погляди. Смотри, как друга Зевсова,
Его державной власти содобытчика,
Чудовищною мукой истязает Зевс.

Да, Прометей, я вижу, и совет благой
Тебе я дал бы, хоть и сам ты опытен.
С собою справься и повадку новую
Усвой. Ведь новый нынче над богами царь.
Не нужно больше злобные и резкие
Бросать слова: их Зевс, хоть высоко сидит,
Услышать может, и тогда покажется
Тебе забавой нынешняя боль твоя.
Так не упорствуй в гневе, бедный мученик,
А постарайся выход из беды найти.
Сочтешь, возможно, речь мою ты старческой,
Но сам ведь видишь, Прометей, как дорого
Приходится за дерзкий свой язык платить.
А ты все не смирился, все упорствуешь.
Зачем? Чтоб к прежней новую прибавить боль?
Послушайся совета моего, не лезь
Ты на рожон упрямо. Сам же видишь ведь:
У власти непреклонный и жестокий царь.
Я удаляюсь. Коль смогу, попробую
Тебя избавить от твоих ужасных мук.
А ты молчи, ты вольных не веди речей.
Тебе ль, такому мудрецу, неведомо,
Что бит бывает всякий, кто болтать горазд?