Роман Назаров - Кто на Руси светлее всех. Современная авторская былина

А из тых лужаечков московскиих,
А из той столицы хлебосольной,
Золотой, богатой да деньжищной
То не вьюги-ураганы вырывалися,
То не звери-твари, птицы-птахи показалися,
Из тюрьмы-централочки, из óной Бутырочки
Выходил на свет божий
Удалой добрый молодец Игорь сын Всеславьевич.
Возвращался он домой Ярославскою дорогою
Да на тую дивную прописнý сторонушку
В Аляксандровску топерче во слободушку.
А он шел по улочке Стрелецкой
Мимо переулочков узéньких,
Подходил ко дворику знакомому.
Во том во дворике стоит домишко плохонький,
Да покореженный, да перекошенный,
А вкруг домишко там заборчик неухоженный,
Да и подгнивший, да и поваленный.
А уж на том крылечушке через-ступенчатом
Встречает его матушка родная,
Старá дóбра матушка встречает,
Слезинку утирает, слово молвит:
– А й здравствуй, чадо же моё ты ненаглядное,
Любимый мой сыночек Игорь свет Всеславьевич!
Спроговорит он Игорь свет Всеславьевич:
– А й здравствуй-тко, родная моя матушка,
Да разлюбезна стара добра матушка!
Как тут они целуются да обнимаются,
Как тут идут они с крыльца через-ступенчата
Во ту во горенку за столик-то кленовыий.
И воспрошает Игорь сын Всеславьевич:
– А и как вы без меня живали-поживали?
А и как вы здесь ненастье коротали?
Отвечает тогда стара добра матушка:
– Вот три годочка да ишшо два годика
Как нé быть от тебя да малой весточки.
Уж как я плакала, рыдала безутешная,
А с той ли красной утренней зори
Во чисто поле глядючи.
Да и пошла во чисто поле по сырой росе
Ко лесу ко тому дремучему,
А ставши средь колпóвистых дубрав,
Тут очертилася чертою призрачной
Да заговаривала лютую тоску-кручинушку,
А й гробовую же тоску я зычным голосом:
«Будь ты, моё дитятко, Игорь сын Всеславьевич,
Светлее солнца ясного, милее вешне дня,
Светлее ключевой воды, белее воска ярого,
А й да покрепче камушка горючего Алатыря.
Будь ты, моё дитятко, Игорь сын Всеславьевич,
Топерче етим словом нунь волшебныим —
Во нощи и полýнощи, во часу – получасьи,
А й по пути в дороженьке, во сне и на яву —
Укрыт от силы вражия, от горя, от беды,
От смерти да напрасныя собережен – то был,
От потопленья на воде да сохранен-то был,
И от сгорания в огне еще спасен-то был.
А будь моё словечко покрепчее стали,
Могучее богатыря и тяжелее золота.
А вздумает кто обморочить моего дитятку,
А возжелат кто узорóчить моего дитятку —
Тут скрыться же тому за горы Араратские,
Во бездны преисподние сгинуть и пропасть!»
А с тем-то тайным волхвованьем сердце успокоилось.
Живу как боженька велит – хожу в церковенку,
Еще с соседушками я веду беседушки
Да получаю от властей нúщенску пенсию.
Еще-ка соберу грибы-стекляшечки,
А сдамши бутыльки – куплю я хлебушек,
Поемши хлебушка – сыночка вспоминаю,
Да к батюшке твому схожу на кладбище
А и поправлю холмик на могилке-то…
Так причитала стара добра матушка
и без дела не сидела, собрала на стол.
Ложила нá стол сахарны всё яствушки
Дюже великие всё угощенья-кушанья:
Головочку лука репчáтого,
Корочку хлебца черного,
Белой соли щепоточку
Да кружку водицы колодезной.
То-то славное пированьице!
Стало удалому молодцу то за обиду,
Стало Игорю Всеславьев-сыну за досаду.
Пословечно он да выговариват:
– А й же ты, стара добра матушка!
Прими сына твоего прощенье-разуменье,
Прощеньице дитятки нóне глупого.
Уж я гулял по стольне-граду, гулял вольныим,
Ведь и просил я милостыню с ножичком,
И брал ведь я возáймы с пистолетиком.
Ох, те ли займы возвернулись бы когда ещё,
А после дождичка в неведомый четверг.
Я ж охаживал любовно кассы-баночки,
Добывал оттуль немало золотца.
Для того ли о семье-то ведь заботиться?
Посылать-ка, вспомогать-ка рóдной матушке?
Заплуталися, запутались пути-дороженьки,
Имел де средства – ослепились глазоньки,
Были мощи – помутился разумом.
Такы денежки пускал во барах-ресторанчиках,
Все прогуливал я, пропивал, прокушивал,
Промотал, лантрыга, в удовольствиё.
Глядь, таки попался под статью грабительску,
А как сел за ту решёточку Бутырскую
Да на тых железных нарах дýмучись-ка думал:
Вольнó-сладко грабить-воровать разбойничку,
Тошно-горько во темнице арестанту сиживать.
Порешил вязать я со былой отвагою,
А й судим-то был впервой, но и в остатный раз.
Он поел-ка угощеньица великаго,
Благодарствовал за то родную матушку.
Разложила ему матушка постель-кроваточку,
Да ложился он-то Игорь сын Всеславьевич
Скоренько почин держать, ай крепко спать.
Да во том ли крепком сне ему увиделось:

Во ту разгульную погоду непогожею
С под тяжелой грозной тученки
Вылетал млад Финист Ясный Сокол.
Он летел будто яркá светлá молния
Чрез-над синим морем-Окияном
Ко тым высокиим горам Рипейскиим
За ту небесну огненную Ра-реку.
Он подлетал, Финист, буйным ветерком
К тому ли черн-хлад камушку Алатырю.
Он садился, Финист, на сырую землю,
А земля та нынче сплошь зола да уголья.
Он глядел вокруг себя на таково-то зрелище:
Во былом саду несчастье родилосе.
Ни цветочков нет лазóревых, ни сладких ягодок,
А черным-черна вся травушка-муравушка,
А повыжжено-ка зде, поистреблено.
Покалечены, порублены деревья-веточки
Уж как мудрых яблонек да солнечных дубов.
Не журчат, не серебрят хрустальны ручейки,
Кабы нет и тых каменьев драгоценныих,
А стоят тута вонючи грязны прудики,
К ним сползаются все капельки кровавые,
Капельки кровавые да гнойные.
Как на ту порý, на это времечко
Из-под хмурых туч в несчастен сад
Не спускалась птица вещая, чудесная —
Она камнем падала у черн-хладéн Алатыря
Перед очи Финист Ясна Сокола.
Она била ведь крылами по бокам своим,
Да не сияли её пёрышки цветами разными.
И говорит она-от человечьим голосом:
– Уж ты ой еси, млад Финист Ясный Сокол!
Я поведаю тебе слова ненастные.
Как повадилось к нам в сад погано Чудище,
Чудище Звериное-Змеиное.
Как оно имеет силу-то могучую,
Русских-то богов сном мертвым усыпило,
Заколодовáло василисков, грúфонов.
Хочет полонить царей, князей, мудрых волхвов,
Оно хочет разорити сад-то райский,
Оно метит погубити святорусский мир.
Уж ты ой еси да Финист Ясный Сокол!
Ты лети скорым-скорó да обвернися,
Обернися русским нунь богатырем.
Ты сразись-ка с ненасытною Змеёю,
Ты убей её, поганую, да уничтожь!
Как ведь после этих слов ветрище завывало,
К горизонту скопошились стаи темных туч,
Сколыбалася сыра-земля да не на шуточку.
А й откуда ни возьмись оно приехало —
Чудище Звериное-Змеиное…