Василий Лягоскин - Анекдоты для богов Олимпа. Оглядитесь – боги среди нас!

– Не подрастайте!

Увы, в нынешнем мире его шестнадцать лет считались вполне взрослыми, а значит, отвечать приходилось за все. За вот эти несколько минут непонятного никому, кроме него самого, триумфа – прежде всего.

– Впрочем, нет! – спокойно размышлял Посейдон, вглядываясь к самому богатому на яства столу, – Афродита меня вполне понимает. Да и Святитель, кажется, тоже!

Последний, кстати, так и стоял на своем месте, не отводя глаз от Ноя. Вот он медленно кивнул, и парень, перешагнув спиной вперед через лавку, зашагал к нему, непроизвольно выпрямившись всем телом – ну, точно, как сам Святитель недавно. Может, со стороны это выглядело смешно, но отшельник вдалеке почему-то одобрительно улыбнулся. И Ной ускорился, совершенно отстраненно подумав о том, что вот они с Ракиль уже практически насытились, а высокий гость, и все остальные жители деревни приступят к трапезе очень не скоро. Потому что – понял парень – прямо сейчас всех ждет зрелище. Высокий и справедливый суд, если применять терминологию братца, Зевса. Посейдону нестерпимо захотелось, чтобы Святитель сейчас улыбнулся и ему, и Афродите; распахнул свои старческие объятия и сказал что-нибудь вроде: «Как же я соскучился, родные мои!». Увы, даже произойди чудо, и предстань сейчас на месте старца один из олимпийских богов, вряд ли он бы воскликнул подобное. Ну не было среди олимпийцев такой традиции. Умерла она за тысячи лет. Разве только в постели, в порыве страсти или похоти (у кого как) могли вырваться такие слова. Но Посейдон – один из немногих – был приверженцем традиционного секса, так что от Святителя ласковых слов сейчас не ждал – кто бы ни скрывался под этим морщинистым лицом. Удивительно – сейчас никакого холода Ной, приблизившийся к судье, и становившийся рядом с Ракилью, вскочившей с места раньше него, не ощущал. Напротив, его обдало волной тепла, на которое парень отреагировал с некоторой опаской. Его еще и Посейдон подстегнул с усмешкой:

– Как бы это тепло не перешло в жар жертвенного костра. И телесные, и душевные поветрия обычно лечат огнем. Плавали – знаем.

Последние слова успокоили Ноя. Парнишка даже улыбнулся, переиначив их под себя: «Пока не плавал, и пока не знаю, но…».

– Молодец, парень, – громыхнул на весь организм Посейдон, – вот это по-нашему, по-морскому!

И они вдвоем подняли голову к Святителю, возвышавшемуся над щуплым пастухом не меньше, чем на те же тридцать сантиметров («На один…», – хохотнул Владыка морей). А старик смотрел на Ракиль и мечтательно улыбался. Настолько мечтательно, что Ной даже взревновал. Посейдону подобное чувство было неведомо, но он все-таки успокоил парня:

– Да из этого старика песок уже сыплется – погляди.

Вообще-то Святитель был еще довольно крепким стариканом; даже морщины на его задубленном временем и горными ветрами лице были не такими глубокими, как показалось Ною на первый взгляд. А сейчас они почти совсем разгладились, когда старик необычайно ласково спросил у Ракели:

– Те слова, которыми хулил тебя твой муж… это правда?!

Женщина, стоявшая перед ним с гордо поднятой головой, даже не стала спрашивать, о чем именно наябедничал ее дряхлый супруг, кивнула:

– Истинная правда!

– И в чем провинился перед тобой этот почтенный муж, положивший всю жизнь на благо вашей деревни?

Старейшина за спиной парочки, всю ночь грешившей в пещере, громко икнул: «О какой моей вине может идти речь, о, Святитель?! Это они грешники, каких не видела земля от сотворения всего сущего!». Посейдон тут же вспомнил несколько анекдотов про это самое «сущее» с одним «с», и с двумя… Афродита, скорее всего, тоже. Но выпалила прямо в лицо отшельнику другой:

– Мы расстались, как это формулируют юристы, из-за «обстоятельств непреодолимой силы».

– Это как?

– Да козел он был!

Посейдон был готов положить голову на плаху (не свою, конечно – Ноя), что Святитель этот анекдот уже слышал. Потому что лицо его стало потрясенным; взгляд, ставший мечтательным, переместился на круглую физиономию старейшины, громко и смрадно дышавшего за спиной Ноя, а губы прошептали, явно имея в виду толстяка: «Точно козел… а точнее, свинья!». А потом и вовсе невообразимое:

Если всех радует, что вы целый день жрете, ничего не делаете и только жиреете, то вы – свинья!

Вообще-то Святитель сейчас удивительно точно охарактеризовал старейшину; но это было не главным! Он сейчас цитировал анекдот из Книги, и Посейдон не выдержал, выпалил по слогам – громко, на всю площадь:

– ЭТО А-НЕК-ДОТ!

– Да парень, – прошептал уже только для него и для Ракили отшельник, – это анекдот из Лешкиной книжки.

Он шагнул было вперед, чтобы схватить в объятия олимпийских богов, но остановил себя; глянул грозно – опять поверх голов «сладкой парочки».

– Этими людьми движет великая страсть! Мне нужно разобраться – преступна ли она, или это еще одно предостережение нашему народу. Несите это (он махнул рукой на богатый стол) в гостевую хижину. И мои вещи тоже.

Мимо Патрона, раскрывшего рот в немом изумлении, тут же скакнули несколько крепких мужчин, которые понесли угощение вместе со столом к дверям самого большого в деревне дома. В двери стол, естественно, не вошел, но там уже суетились женщины, шустро подхватившие блюда, горшки и корчаги. Когда троица олимпийских богов неторопливо подошла к дому, пустой стол уже убрали от дверей, и последняя из женщин прошмыгнула мимо них, склонившись в низком поклоне. Святитель милостиво кивнул ей и первым шагнул в гостевой дом.

Уже там он повернулся, и все-таки сграбастал сразу обоих в объятия. Его слова были скупыми и совсем не пафосными. Самым главным в них было: «Соскучился!».

– Ну и кто же вы? – наконец, отпустил их старик, – представляйтесь!

– Как же, – совсем по-стариковски проворчал Ной, давно уже догадавшийся, кто прячется под личиной Святителя, – сам представляйся. Я все-таки на пять минут тебя постарше.

– Посейдон! – выдохнул клубы морозного воздуха Аид, заключая в объятия теперь только брата, – вот уж не думал увидеть тебя таким.

– Каким таким? – насупился Посейдон вместе с Ноем, не пытаясь, впрочем, вырваться из братских объятий, – пастушком, лишь мечтающим о морских походах и сражениях?

– Главное мечта! – засмеялся повелитель Царства мертвых, поворачиваясь к Ракиль, – а кто эта знойная красавица, что вскружила голову могучему Владыке морей и океанов? Постой, не говори! Я сам угадаю… ну, конечно же, кто может блистать так своей улыбкой, как не Афродита, богиня Любви и Красоты?! Стала, конечно, пышнее, особенно вот тут (он ткнул корявым пальцем в грудь Ракили). Но так мне даже больше нравится