Паола Волкова - Лекции по искусству профессора Паолы Волковой. Книга 2

Посмотрите, что на них надето. Плащ. Они обнажены, а плащи, как драпировка… Такой плащ называется хламида. (смех)Это плащ эфеба. Греки одежду не шили. Они шить не умели – ткали готовую. Хламида, это что-то вроде юбки-солнца, только разрезанной сбоку (смех).Одевался он на левую руку, чтобы правая была свободна и наверху, на правой руке застегивался пряжкой – фибулой. Вот и вся одежда эфеба. Вообще, все что носили греки – это то или иное качество выделки шерсти. Греция – это запах козьей шерсти. О костюме позже. Дойдем до Пира, там и погуляем.

Я бы очень хотела видеть эфебов разными, но они, в принципе, как мультипликация – проекция одного и того же типа. Среди них есть совсем маленькие мальчики, а есть уже взрослые. Но есть и еще одна вещь. Как на очень невысоком рельефе умещается такая пространственная глубина? Как-будто это не барельеф, а горельеф, становящийся круглой скульптурой. Когда вы на него смотрите, то видите все стадии ваяния: от очень низко поднятого над мраморным блоком барельефа, до глубины ноги лошади, которая почти отделяется

Он такой многослойный и камень необычайной красоты. Все, начиная от материала и кончая деталями: изображение коней, юношеских тел, как они едут без стремян и без седла, как они свободно сидят на своих лошадях. Дело даже не в том, с каким техническим совершенством сделан этот барельеф, с какой утонченностью ваяния, а в том, как они могли добиться такого эффекта и такой глубины?

Когда мы видим подлинники, то понимаем, какая перед нами бесконечная одухотворенность формы. Бесподобная одухотворенность! И сравнить это можно только с иконой. Несмотря на то, что эта вещь выражена через плоть и через объем, а икона плоская и лишена плоти, этот барельеф одухотворен. Это почти невозможно передать, это можно только почувствовать. Я буду показывать разные вещи и, поскольку античная тема – это все-таки тема, в основном мужского тела, тела эфеба и делалась для того, чтобы запечатлеть эфеба, то, конечно, равному этому изображению мировое искусство еще не имело. Поверьте мне. Есть замечательная легенда. Она о Пигмалионе и Галатее. В ней главное то, что, когда Пигмалион обожал свое изделие, оно оживало. Я хочу сказать, что степень одухотворенности такова, что, когда вы смотрите в подлиннике, то создается такое впечатление, что в этой святости они непревзойденные мастера. В форме, в этой удивительной драпировке. В обнаженных женских телах есть что-то и это «что-то» удивительное, а именно, что они застряли на полпути между воодушевленностью камня, который становится живым существом или существа, становящимся камнем. Там есть трепет жизни. Я не могу понять, как это делается! Трепетно-чувственное дыхание жизни. Вам хочется погладить этот камень-существо. Словно это только что было явью и становится на ваших глазах камнем, либо наоборот.

Чтобы немного перейти к тем мастерам, которые так работали, нужно вспомнить о художественном союзе – фантастической организации, единственной в мире и никогда больше не повторившейся. Эфебы учились очень мощно. Они все время проводили между палестрами и гимназией. В гимназии они изучали следующие предметы: арифметику, письменность, историю, музыку, литературу. Они должны были сочинять стихи, играть на кифаре, которая была инструментом Аполлона, петь и танцевать. Конечно, они занимались спортом и знали Гомера. Начиная с 8-го века до н.э. и до 2-го века н.э. все мужское и практически женское население Греции было грамотным. Все знали Гомера, всю историю Олимпийских игр и всю мифологию. Это было необходимо для их жизни.

Олимпийские игры были не только играми со спортивным комплексом, означавшим божественно-гармоническое развитие человека, это были также соревнования на кифарах и в стихосложении. Обязательно. Кроме того, Олимпиады сопровождались тем, что театр давал новые пьесы. Игры – это не только смотр того, что мы имеем на сегодняшний день, как ребята владеют грамотой, как они знают историю, как они танцуют, поют или читают стихи, но игры – это еще и театры. Много историй сохранилось о том, как Софокл, принимавший участие в одной из битв греко-персидской войны, в честь победы разделся догола, взял кифару и начал танцевать, декламируя свои монологи – это был настоящий триумф. Это были очень серьезные художественные формы проявления себя, что было гораздо важнее, чем все остальное.

Забегая вперед хочу сказать, что античный дом представлял собой временные постройки, которые до нас не дошли. Но любой дом назывался триклиниум. Почему? Три клина – три ложа, которые ставились буквой П – потому что это Пир, начало Пира. Это место для него, а не для жизни. А римский дом назывался атриум и в нем все сосредотачивалось вокруг общественной жизни дома, которую представлял собой внутренний двор. Все постройки находились вокруг атриума. Всюду, везде и до сих пор. Это внутренний двор. Как коммунальная кухня, а вокруг нее все. Когда есть жизнь, тогда есть еще один этаж и все, что до нас дошло, то это именно этот этаж. Гений нации был вложен в это. Вопрос в том, а во что вложен гений нации? Вопрос римского гения нации – в строительстве государства, а потому они строили водопровод, армию и гражданские сооружения. А гений Греции не был вложен в нацию, он был вложен в метафизику, и потому вы видите, что от них осталось. Именно поэтому существует противоречивая информация о греках. Никто не хочет смотреть в суть того, чем-то было. Мы извлекаем эти фрагменты и понимаем, что так больше никто делать не умел. А почему? Потому что задача ваятеля была в другом. Они нарабатывали в себе другое.

В дермицах, гимназиях и на палестрах лепился, выковывался гражданин – победитель Олимпиад, мужчина на Пиру, эфеб на лошади. Задача была совершенно другая. Гораздо больше, чем воин-патриот. Греция законов не имела. Законодательство – это Рим – они строили законодательство, которым и сейчас пользуется весь мир. Это основа законодательств всех европейских стран. В Греции ничего этого нет. Только союз художников Греции. Греческий художник после третьего уровня школы, когда его отбирали, становился подмастерьем в мастерских или у Мастера, или в коллективе большого художественного интернационального или космополитического союза, который до конца 6 века помещался в Милете, а потом на Пелопоннесе. Например, отец Сократа навсегда остался подмастерьем. Выше ремесленника-подмастерья он не поднялся и делал колонны всю свою жизнь. Они складывались из таких блоков. Он не стал художником. Главный интерес союза заключался в том, чтобы найти гениального художника, потому что кроме гения никто не может сделать шедевр. И если молодой человек был способен сделать шедевр, то есть соответствовать высшим требованиям цеха, он становился художником и его принимали в этот союз. Я хочу рассказать вам устав художников Греции.