В. Носков - Афоризмы. Русские мыслители. От Ломоносова до Герцена

Дети вообще проницательнее, нежели думают, они быстро рассеиваются, на время забывают, что их поразило, но упорно возвращаются, особенно ко всему таинственному или страшному, и допытываются с удивительной настойчивостью и ловкостью до истины. (А. И. Герцен, 9, 1, 2)

Толпа чужих на брачном пире мне всегда казалась чем-то грубым, неприличным, почти циническим; к чему это преждевременное снятие покрывала с любви, это посвящение людей посторонних, хладнокровных – в семейную тайну. Как должны оскорблять бедную девушку, выставленную всенародно в качестве невесты , все эти битые приветствия, тертые пошлости, тупые намеки… (А. И. Герцен, 9, 3, 23)

Иметь влияние на симпатический круг гораздо легче, чем иметь влияние на одну женщину. Проповедовать с амвона, увлекать с трибуны, учить с кафедры гораздо легче, чем воспитывать одного ребенка. (А. И. Герцен, 9, 4, 25)

Мы прежде близки, потом знакомимся. У людей, у которых жизнь не подтасована, не приведена к одной мысли, уровень устанавливается легко; у них все случайно, вполовину уступает он, вполовину она; да если и не уступают – беды нет. С ужасом открывает, напротив, человек, преданный своей идее, что она чужда существу, так близко поставленному. Он принимается наскоро будить женщину, по большей части только пугает или путает ее…

Талант воспитания, талант терпеливой любви, полной преданности, преданности хронической, реже встречается, чем все другие. Его не может заменить ни одна страстная любовь матери, ни одна сильная доводами диалектика.

Уж не оттого ли люди истязают детей, а иногда и больших, что их так трудно воспитывать – а сечь так легко? Не мстим ли мы наказанием за нашу неспособность?

Воспитание делит судьбу медицины и философии: все на свете имеют об них определенные и резкие мнения, кроме тех, которые серьезно и долго ими занимались. (А. И. Герцен, 9, 4, Н. X. Кетчер)

В худшем из всех неравенств – в неравенстве развития – одно спасение и есть: воспитание одного лица другим; но для этого надобно два редкие дара: надобно, чтоб один умел воспитывать, а другой умел воспитываться, чтоб один вел, другой шел. Гораздо чаще неразвитая личность, сведенная на мелочь частной жизни, без других захватывающих душу интересов, одолевает; человека возьмет одурь, усталь; он незаметно мельчает, суживается и, чувствуя неловкость, все же успокоивается, запутанный нитками и тесемками. Бывает и то, что ни та, ни другая личность не сдаются, и тогда сожитие превращается в консолидированную войну, в вечное единоборство, в котором лица крепнут и остаются на веки веков в бесплодных усилиях, с одной стороны, поднять и, с другой – стянуть, то есть отстоять свое место. При равных силах этот бой поглощает жизнь, и самые крепкие натуры истощаются и падают обессиленными середь дороги. Падает прежде всего натура развитая; ее эстетическое чувство глубоко оскорблено двойным строем… (А. И. Герцен, 9, 4, Н. X. Кетчер)

Сожитие под одной крышей само по себе вещь страшная, на которой рушилась половина браков. Живя тесно вместе, люди слишком близко подходят друг к другу, видят друг друга слишком подробно, слишком нараспашку и незаметно срывают по лепестку все цветы венка, окружающего поэзией и грацией личность. (А. И. Герцен, 9, 4, Н. X. Кетчер)

(Симеон, 1)

Млад конь безтруднее образовается и всадника приемлет, нежели нерадивый. И малолетен вол свой удобнее ярем на выи носити приучается, нежели в праздности состарившийся. (Симеон, 2)

Знаю, что неправедно забыта бывает

Дедов служба, когда внук в нравах успевает…

(А. Д. Кантемир, 1, 2)

Предки тебе трудами своими расчистили ключ воды чистой, сиречь дорогу к чинам, к богатству, к славе; вольно тебе пользоваться их трудом, но нельзя пользоваться, буде не станешь черпать чистою чашею, то есть буде сам ты не очистишь себя от злонравия, буде не приложишь собственный труд. (А. Д. Кантемир, 1, 2)

Ибо все то, что множеством народа принято и повсеместно наблюдается чрез множество веков, весьма трудно отменить. Народ за то обыкновенно везде негодует на правление и, в противном случае возъярясь и взбесясь, до крайностей великих доходит и стоит за свои заблуждения, не щадя ни души, ни тела. (Д. С. Аничков, 1, 3)

Уважение и покорность, которую отдают великой премудрости, есть началом и источником той тиранской власти, которая у непросвещенных и варварских народов старым над своими детьми попущается… За неимением рукописания и печати и за неимением никакого другого удобного средства к замечанию достопамятных дел собственная всякого человека долговременная жизнь и довольная в свете упражнением есть только источник всей премудрости и всего знания, и те только у таких народов превосходными в знании слывут, которые пожили довольное время в свете. (С. Е. Десницкий, 1)

Полезно знать нравы, обычаи и обряды древних чужеземных народов; но гораздо полезнее иметь сведения о своих предках; похвально любить и отдавать справедливость достоинствам иностранных, но стыдно презирать своих соотечественников, а еще паче и гнушаться оными. (Н. И. Новиков, 3)

Читатель согласится сам,

Что в старости не ум – а сердце нужно нам.

(В. Л. Пушкин, 3)

…Деды твои только для того думали, чтобы доставить твоей голове право ничего не думать. (И. А. Крылов, 4)

Потомство раздает венцы и посрамленья:

Дерзнем свой мавзолей в алтарь преобразить!

О слава, сердца восхищенье!

О жребий сладостный – в любви потомства жить!

(В. А. Жуковский, 3)

Пускай правдивый суд потомством раздается,

Ему внимать наш прах во гробе не проснется,

Не прикоснется он к бесчувственным костям!

Потомство говорит, мой друг, одним гробам;

Хвалы ж его в гробах почиющим невнятны!

(В. А. Жуковский, 6)

Пусть критик угадает, отыщет в настоящем то, что подтвердит в нем и потомство, и тогда, оказав услугу современникам, получит он право на признательность тех, кои после нас его читать будут… (А. И. Тургенев, 3, 1)

Одна История торжествует над тленностью и разрушением. Поникает величие держав; меркнет блеск славы; молва звучит и затихает. Роды и поколения людей проходят, как тени, по краткому пути жизни. Что ж остается за ними в мире? – Дела! Кто хранит их для позднейших поколений? – История! (Ф. Н. Глинка, 6, 1, 1)

Деяния современные взвешиваются потомством. Современник, невольно покоренный собственным и чужим страстям, колеблясь между страхом и надеждой, не может быть беспристрастным судиею… Нет человека без слабостей, а слабости, обнаруженные прежде времени, возбуждают слишком громкий ропот страстей и вопли предрассудков. Одному только позднему потомству может вверить историк тайные наблюдения свои над современными ему людьми, и потомство приведет уже в истинную меру достоинства и заслуги тех, которые, окружены будучи блеском богатств и честей и шумом льстивой молвы, никогда не являются в настоящем виде толпе предубежденных. Так ведайте все гордо стоящие на высотах общественных отличий! Ведайте, что прилежный взор невидимого, безвестного вам наблюдателя стережет все малейшие поступки ваши. (Ф. Н. Глинка, 6, 1, 1)