Сборник - Агада. Большая книга притч, поучений и сказаний

– Вот теперь действительно кесарь идет, – заявил рав Шешет.

– Как же ты это узнал?

– Весьма просто. «Царство земное, – сказано нашими мудрецами, – подобно царству небесному». И также было при явлении Господа Ильи-пророку: была буря, но не в буре, а в веянии тихом шествовал Господь.

Когда кесарь приблизился, рав Шешет, торжественно произнес установленное на этот случай благословение.

– Удивляюсь тебе, – сказал насмешливо еретик, – расточаешь благословения тому, кого ты даже увидеть не можешь.

Навел рав Шешет на лицо его незрячие глаза свои, брызнули искры из них – и навеки погас свет в глазах у еретика. ( Берах., 52 )

О Рабе бар Нахмани донесли кесарю:

– Есть один человек среди евреев, по вине которого [194]двенадцать тысяч израильтян ежегодно один летний месяц и один зимний не платят царской подати.

Отправлен был царский посланец задержать Рабу бар Нахмани и привести его. Но Раба бежал из Пумбедиты. Добравшись, после долгих скитаний по разным местам, до Агама [195]Раба взобрался на верхушку пальмы и, притаившись там, углубился в св. учение. В это время происходил спор в Иешиб-шел-Майла по законам о ритуальной чистоте. Для разъяснения спорного вопроса решено было призвать на небо душу Раба бар Нахмани, величайшего авторитета по вопросам ритуальной чистоты. Однако Ангелу Смерти невозможно было приблизиться к нему, потому что Раба ни на мгновение не отвлекался от св. учения. Но вот повеял ветер, в тростниках зашумел. Подумал Раба: «Отряд кесаревых всадников скачет, – и решил: – лучше приму кончину от руки Ангела Смертного, чем отдаться в руки кесаря». И со словом «Чисто! Чисто!» он умер.

Раздался Бат-Кол, вещая:

– Благо тебе, Раба бар Нахмани! Чиста была плоть твоя, и со словом «чисто» душа твоя отлетела.

Упали в Пумбедите письма с неба: «Раба бар Нахмани призван в Иешибу-шел-Майла». Отправились Абайя и Рава и все прочие ученые с ними, чтобы совершить погребение усопшего, но не знали они, где он находится. Пришли в Агам и видят: птицы стоят и поднятыми крыльями место одно осеняют. «Наверное там он», – сказали они. Подошли и увидели его. Семь дней кончину его оплакивали.

В тот день, когда умер Раба, поднялась буря и одного аравитянина, проезжавшего верхом на верблюде мимо реки Паппы, подняло и перебросило с одного берега на другой.

– Что это значит? – спросил аравитянин.

– Раба бар Нахмани скончался, – ответили ему.

Обратился тот аравитянин к Всевышнему, говоря:

– Владыко вселенной! Весь мир Тебе принадлежит и Раба бар Нахмани принадлежит Тебе же, Ты – его и он – Твой. Зачем же мир разрушаешь?

И буря утихла. ( Баба-М., 86 )

Р. Иосе нанял работников на свое поле. Случилось так, что он не мог доставить им обед вовремя.

– Мы голодны! – заявили они сыну р. Иосе и, бросив работу, уселись под фиговым деревом.

Видя это, подходит сын р. Иосе к дереву и говорит:

– Фиговое дерево! Фиговое дерево! Дай плоды свои, чтобы работники моего отца могли голод свой утолить.

Тотчас появились плоды на ветвях, и работники поели и насытились.

В это время подоспел р. Иосе с обедом.

– Простите меня, – сказал он, обращаясь к работникам, – меня задержало одно доброе дело, и я опоздал с вашим обедом.

– Пусть, – отвечают работники, – Бог насытит тебя также, как нас насытил сын твой.

– Каким же образом?

Рассказывают они ему, как дело было с фиговым деревом.

Услыша это, говорит р. Иосе сыну:

– Сын мой, ты позволил себе утруждать Творца и совершить насилие над природой, заставив дерево безвременно давать плоды свои. Увы, и тебе суждено безвременно из мира уйти.

У р. Иосе была дочь замечательной красоты. Видит он однажды, как какой-то человек буравит отверстие в заборе и пытается увидеть лицо девушки. Спрашивает его р. Иосе:

– Зачем ты это делаешь?

– Прости, раби! – отвечает тот, – не суждено мне обладать ею, я хотя издали полюбоваться на нее хочу.

Говорит р. Иосе дочери:

– Лучше бы тебе, дочь моя, в прах обратиться, чем доставлять красотою своей мучения людям!

Р. Хаги со слов р. Самуила бар Нахмана говорил:

– Люди былых времен умели делать все в совершенстве: они и вспахивали ниву Знания, и засевали ее, и пололи, и корни выкорчевывали, и гряды окапывали, и жали, и в снопы вязали, и молотили, и веяли, и зерно от примесей очищали, и мололи, и просевали, и тесто месили, и на части его делили, и готовые для нас хлебы выпекали, и мы – мы не знаем даже, как рот открыть и готовым насытиться как следует. ( Иеруш., Шек. )

Раба бар Земина говорил:

– Если прежние наши ангелам подобны были, мы простым смертным подобны; если же они простыми смертными были, то мы недалеко от ослов ушли, и не от таких, каким был осел р. Ханины бен Досы или р. Пинхаса бен Яира [196] , а от самых обыкновенных. (Шаб., 112)

Р. Иоханан говорил:

– У прежних сердца широко, как притвор пред храмом [197], распахивались, у последующих – как двери храма 199, а у нас они игольному ушку подобны.

Спрашивает рав Папа Абайю:

– Почему ради прежних совершались чудеса, а ради нас не совершаются? Ведь то, что изучалось, например, при рав Иуде, и в сравнении не может идти с тем огромным запасом знания, какой успели мы приобрести с тех пор. Между тем стоило во время засухи рав Иуде простоять на молитве о дожде не больше времени, чем требуется, чтоб шнурок на одном сандалии развязать, – и дождь лить начинал. А мы сколько ни скорбим, взывая и вопия к небесам – и все напрасно.

– Дело не в размерах знания и не в продолжительности молитвы, – отвечает Абайя, – прежние умели на муки и казнь идти для прославления имени Божьего, а у нас на это сил уже не хватает. ( Берах., 20 )

В честь учителя.

Оставляя школу и расставаясь с любимым учителем, ученики р. Ами исполняли в честь его следующий гимн:

Познай в свой век всю радость мира.

Грядущий путь твой – к жизни вечной,

Стремленья – в даль и глубь веков.

Будь сердцем Разума герольдом.

Пусть голос твой вещает Мудрость,

И ликование – уста,

Зеницы путь твой озаряют,

И светом Торы блещут очи,

И лик – сиянием небес.

Будь Знанья вестником для мира.

И, всей душой ликуя в Правде,

Гряди Предвечному внимать! (Берах., 17)

Когда скончались Раба бар рав Гуна и рав Гамнуна, тела усопших перевезли на верблюдах из Вавилона в Палестину. Выйдя навстречу погребальному шествию, сапдан начал речь свою такими словами:

«В столетьях славный род грядет из Вавилона