Мыслящий Процессор - Град разящих мыслей

Та музыка любима, что нас озвучит. Что вырвет из плена немоты.

Насколько люди похожи, можно определить по музыкальным предпочтениям. Нет средства точнее.

Снова и снова: «Без музыки – жизнь была бы ошибкой…»

Как я тебя понимаю!

Жизнь незрячего в крайней мере неудобна и ограничена, но глухого – просто ужасна.

Когда научился извлекать самые утончённые звуки, интересен ли тебе инструмент?

Под натиском варваров не устояла даже небесная цитадель музыки.

Ох, как уютно они там обосновались со своими барабанами!

Музыку заковали в провода, упрятали в файлы. Она поёт по приказу.

Музыка превратилась в подстилку: её не слушают, её подстилают.

Безличная музыка просто играет. Но для кого она играет? Для помещения. Но от кого она играет? Отражаясь от стен.

Я расцениваю голосовые связки как музыкальный инструмент (в контексте музыкального произведения). Это значит, что не следует вникать в содержание слов, а только слушать их. Иначе отвержение неизбежно.

Как жаль, что не можем мы снимать кино в детстве.

После хорошего фильма сторонись людей. Сохрани в себе, задержи хоть на чуть особое послевкусие, что так стремительно тебя покидает. Насладись им сполна!

Мой храм – кинотеатр.

Когда у тебя появляется фотоаппарат, весь увиденный мир приходится пересматривать заново.

Художник, создавая, находит. Фотограф – находя, создаёт.

Есть нечто неуловимо трагическое, когда смотришь на детскую фотографию сейчас уже взрослого человека.

Книга – это сухомятка, которую мы смачиваем своим воображением в рамках дозволенного автором.

Слово – набросок, по которому читающий пишет свою картину.

На самом деле мы крайне редко читаем книги, в основном – продумываем.

Как же легко их мысли становятся нашими! Ведь текут в том же русле.

Переходя к электронным вариантам книги, мы лишаем себя завершающего удовольствия, к которому так стремились: подержать в руках только что прочитанное.

Всё равно что взобраться на гору, не водрузив победного флага.

Бедняк, ворующий книги вместо денег, достоин восхищения. Посмели бы вы осудить такого?

Такого я бы сразу казнил.

Всякий разговор с книжным червем заканчивается одинаково: он прочёл больше.

– Автор умер?

– Его убили.

– Кто?!

– Писаки .

Авторы! Будьте снова нам опорой, да покрепче на сей раз! Мы задавлены безличностным текстом, как аристократия задавлена безличностной массой. Мы обвалили крышу, разобрав и растащив опорные колонны, и теперь копаемся в руинах. Авторы, воспряньте! И кричите! Вздымайте руки! Выстрел в воздух, если надо! И от вас отхлынут. И мы увидим вас, плавание наше обретёт утраченные берега.

Текст или афоризм?

Текст слишком уязвим, подобно неповоротливому динозавру. То и дело его дёргают за хвост, кусают за бока или дразнят с безопасного расстояния. Афоризм – только намёк, не имеющий собственной плоти. Он обладает натурой ветра: едва уловим или сшибает с ног.

В афоризме передаётся столь многое, что его объяснение лишь урезает.

Они раздели афоризм догола и ткнули в брюхо указкой: «Всего-то!»

Афоризм должен отзываться эхом – тогда вы на крючке.

Незнакомый афоризм – лучшее средство для проверки ума.

Краткая форма не тянет на дно. Она подбрасывает.

В некоторых случаях куда важнее мотив написания чего-то – пусть и в корне неверного, – обстоятельство написания, нежели непосредственное содержание. Очень часто подлинная суть лежит за пределами произведения. Но иногда нужно пройти назад, а не вперёд.

Во всяком произведении ищи зеркало. И непременно найдёшь. Тогда загляни в него. И непременно увидишь.

«Счастливый конец» – это счастливый промежуток, который мы избираем в качестве окончания. Но если наша мысль, если наше воображение путешествует дальше, мы неминуемо встречаем последующий кошмар. Так не гуманнее ли завершать истории на дурной ноте, чтобы путешествие надежды приводило нас в рай?

Чертовка религия необычайно соблазнительна, чтобы не посмотреть на неё с дурным умыслом. Её отхлёстанные щёки возбуждают насилие.

Так или иначе, все религии и верования стали культом мёртвых.

Современная религия – это плод памяти.

Как и многое другое, Бог уже только инерция.

Выпотрошенная религия: как же удобно неверующим собираться под покровом её золотистой шкурки!

Религия подходит людям бездарным. В ней они находят оправдание своей никчёмности, выполняют отвлекающие ритуалы и действа, гипнотизируют себя речами святых.

Одарённый же ищет не забвения, а максимальной самоконцентрации. Он сам себе оправдание. «Я существую, ибо я велик. Существуют остальные, ибо я велик. Чтобы чествовать и восторгаться».

Религия убаюкивает.

Религия погружает наш ум в анабиоз.

Религия держится на плаву благодаря сильным натурам, голос которых способен убеждать. Таким образом, не к религии мы присоединяемся, поскольку она лишь прикрытие, а к тем, кто возьмёт наши поводья.

Религия – это лазарет для проигравших свою жизнь. А также рог изобилия для падальщиков.

Чтобы прослыть добрым и порядочным, религия не нужна. В действительности её навязчивость, её «правильность» искушают к обратному.

Возлюби ближнего своего, возненавидь дальнего.

Страх и смысл – вот манок религии.

В некоторых религиях столько научного, что невольно задаёшься вопросом: а зачем нам их религиозное?

Религия – это мёртвый наездник этики. Сбросьте его, и зверь воспрянет!

Обрети веру – и отвергни религию.

Иммортализм прекратит религию.

Если даже и нет, то уж точно кастрирует.

Вера – замок на двери. Он не пропустит, но и вы взаперти.

Выколотый глаз, прикушенная губа, ободранные колени… и сжатый кулак – так выглядит вера.

Тот, кто верит в Бога, не верит в себя.

Излишняя вера в себя – всё же вера в Бога.

Нужно было прожить в удалённой пещере, чтобы до сих пор верить в Бога.

Либо быть ею.

Что? Верю ли я в Бога?.. Верит ли человек в лягушку, её препарируя?

Легко быть, когда в тебя верят. Но силу характера, уверенность и желание быть испытывает-таки безверие. Что верно и для человека, и для Бога.

Из подслушанного: «Я хочу научиться любить Бога».

Любовь к Богу противоречит любви к ближнему. Бога любят разочарованные.

Если Бог требует всеобъемлющей любви человеческой, он должен согласиться и на всеобъемлющую ненависть.

Выберите моего Бога! Нет, моего! Моего! Моего!..

У богов – кровь рептилий.

Католические священники подрабатывают у дьявола, совращая малолетних.

Христианские монахи умирают ради блаженства.

Что до их жизни – она напоминает томительное стояние в очереди перед уборной.