Анатолий Курчаткин - Книга жизни и мудрости Вивиана Вивианова. Подлинные записки видного поэта андерграунда. Книга вторая

Говори после этого, что историю творят массы. Да если их допустить в историю, придется, чтобы выучить ее, учиться в школе всю жизнь! А ведь еще и кому-то работать нужно. Чтобы материальные ценности создавать.

Летом мир зеленеет, потому что деревья одеваются листвой, а земля покрывается травой.

Осенью листья облетают, трава жухнет, и мир становится черно-серым.

После осени наступает зима, выпадает снег, а так как снег белый, то белым делается и мир окрест.

Весной снег стаивает, превращаясь в воду, и, хотя светит солнце, а на душе радостно, мир вокруг стоит еще в более страшном виде, чем осенью.

Зачем нам даны эти смены времен года? Только привыкнешь к одному, как привычное уже спешит смениться новым.

Думаю, однако, что у Бога все не случайно.

А вот чтоб ты знал и не забывал, что ничто в мире не постоянно, говорят нам, сменяя одно другое, времена года. Сегодня ты счастлив, а завтра будешь несчастен, сегодня тебе не везет, а завтра привалит фарт.

Одного, однако, не могу понять: почему, если у меня не было денег вчера, то пусто в кармане и сегодня? Почему, раз пусто сегодня, я уже не жду, что там зашуршит завтра?

Какое-то необъяснимое нарушение законов природы!

Сегодня много размышлял о природе власти в России. Пришел к выводу, что у власти в России нет никакой природы.

Природа – это все же сочетание флоры и фауны. Метафорически говоря, можно сказать, что политики – это фауна, а флора – законы, в которых они живут. Но наша власть – сплошная фауна и никакой флоры. Фауне, однако, надо где-то жить, и если нет флоры, то что же это за фауна?

Таким образом напрашивается вывод, наша власть – уникальное явление мировой цивилизации. И как уникум подлежит тщательнейшему обережению – подобно тому, как мы оберегаем растения и животных, занесенные в Красную книгу. Мы должны холить нашу власть и лелеять. Превратись она в стандартную западную демократию, какая ей будет цена? Чем мы будем отличаться от всех прочих государств?

Приятно все-таки жить в оригинальной и самобытной стране.

Герцен

Герцен жил в 19 веке и был незаконнорожденным сыном очень богатого помещика Яковлева. Родился он на кафедре русской литературы XIX века [26], и это обусловило выбор им будущей профессии. Герцен стал писателем и публицистом.

Герцен по природе был очень сонным человеком и почти все свое детство проспал. Разбудили его декабристы, когда ему было уже тринадцать лет, выстрелив из пушки на Сенатской площади [27]. Он выглянул в окно – и душа его страданиями человеческими уязвлена стала [28]. После этого, несмотря на сонливость, он больше не мог смотреть на жизнь закрытыми глазами и, как только созрел физически и нравственно, стал в форме художественных произведений рассказывать людям о том, что видит.

Но до того Герцену пришлось пройти суровую школу жизни: без малого год просидеть под арестом, пожить бесправным ссыльным в удаленных от столиц городах. Для кого бы это прошло без пользы, а для Герцена стало благодатным временем созревания. Он увидел испод русской жизни, и тот оказался именно таким, каким виделся ему из окна детской, а после – из окон университета.

Вернувшись в Москву на постоянное место жительство, Герцен, однако, чувствовал себя не в своей тарелке, так как хотел увидеть испод не только русской жизни, но и зарубежной – дыбы была возможность сравнить. В своей тарелке Герцен почувствовал себя, только выправив заграничный паспорт и оказавшись за рубежами Отечества.

Там он открыл глаза еще шире и стал смотреть. Ему удалось многое увидеть. В том числе и французскую революцию 1848 года. Как и ее поражение. После чего он сильно захандрил и решил, что нужно делать революцию и в России.

Для того, чтобы подготовить Россию к революции, он перебрался в Лондон и открыл там Вольную русскую типографию, на которую не распространялись указы царской цензуры. Благо деньги были: родивший Герцена незаконным образом отец умер, и Герцен стал его законным наследником.

Открыв свою Вольную типографию, Герцен стал писать всякие воззвания к русским людям различных сословий, говоря в них, сколь немилосердна русская жизнь, а потом принялся и за выпуск журнала «Полярная звезда», на обложке которого в знак благодарности за свое пробуждение поместил портреты повешенных декабристов.

Русские путешественники, посещая Лондон, считали своим непременным долгом зайти к Герцену в гости. Там для них всегда был накрыт стол, и для иного обносившегося и потратившегося в заграничном вояже русского стол в герценовской столовой был единственным способом поддержать в себе физические, а с ними и нравственные силы. Посетители герценовского дома уходили из него не только с отягощенными животами, но и руками, унося кипы листовок, брошюр и журналов.

Затем Герцен вместе с приехавшим к нему старым другом Огаревым ударил в «Колокол». «Колокол» стал настоящим рассадником свободомыслия в России. Там печаталось уже Бог знает что. Русским путешественникам, активно продолжавшим блюсти традицию трапез в доме Герцена, «Колокол» подавали на десерт, и те потребляли его с жадностью и в неумеренном количестве. Герценовский десерт был так приятен вкусу русского путешественника, что тот, несмотря на пограничный карантин, зачастую не удерживался и привозил его в Россию, чтобы дать попробовать друзьям и знакомым.

«Колокол» Герцена разбудил разночинцев, и они стали народовольцами. Народовольцы разбудили мальчика Володю Ульянова, а проснувшись, он сразу понял, что нужно идти другим путем и выпускать не «Колокол», а «Искру», чтобы из нее разгорелось пламя.

Когда же пламя разгорелось, то в России стало так жарко, что многие, не выдержав, пошли по герценовскому пути, выправили себе заграничные паспорта и тоже уехали в Европу. Кое-кто до того спешил, что паспорта выправить не успел и вообще попал куда-нибудь в Китай или Турцию – куда было сподручнее унести ноги. Оказавшись за границей, они в отличие от Герцена прокляли революцию, а самого Герцена обвинили в том, что причиной его революционности было его незаконнорожденное положение. Был бы он будто бы законнорожденным, то не имели бы мы ни «Колокола», ни Ленина, ни революции. И вся история России пошла бы по другому пути.

Подобные умозаключения отдают беззастенчивой фрейдятиной, а фрейдизм, как известно, преодолен еще Юнгом в первой трети 20 века. Герцен, если говорить о нем, был ни при чем. Уж если судить, то всю историческую вину следовало бы возложить на его отца. Это же надо было: воспитывать незаконнорожденного как законно рожденного! Со стародавних времен каждому честному дворянину было заповедано: незаконнорожденных детей не признавать, бросать сразу и даже если придут, выросши, на порог, на порог не пускать. Потому как из незаконнорожденных никогда ничего путного не вырастает. Чай предки наши знали что заповедовать!