Н. Фомина - Притчи. Даосские, китайские, дзэнские

Жил однажды в одном селении очень бедный старик. Но, несмотря на его бедность, многие очень завидовали ему, потому что был у него великолепный конь белой масти. Никто никогда не видел столь статного и сильного коня. Сам император предлагал старику за коня огромные деньги Но старик говорил: «Этот конь для меня не конь, он — Друг, а как можно продать друга? Это сделать невозможно. Он — друг мне, а не собственность». И хотя был он почти что нищим, а предложений продать коня было очень много, он не делал этого.

И вот однажды утром, зайдя в стойло, он обнаружил, что коня там нет. Сбежались все жители селения и стали причитать: «Глупый ты человек! Нужно было понимать, что в один прекрасный день твоего коня украдут! Надо было тебе продать коня. Ведь даже император хотел купить его у тебя и сулил тебе большие деньги. А где теперь твой конь? Остался ты ни с чем».

Старик же сказал: «Кто знает, счастье это или несчастье? Откуда вам это знать? Ну нет коня в стойле. Это — факт, все же остальное — домыслы. Счастье, несчастье… Как вы можете судить?»

Люди сказали: «Мы же не дураки! Коня у тебя украли, остался ты ни с чем. Всем ясно, что это большое несчастье».

Старик ответил: «Счастье это или несчастье — покажет время. Никто не знает, что случится завтра».

Люди посмеялись над стариком и разошлись, решив, что на старости лет тот лишился рассудка.

Но через две недели конь неожиданно вернулся и привел с собой табун диких лошадей. Сбежались соседи, стали восклицать: «А ведь ты был прав, старик! Это мы — глупцы! То, что твой конь пропадал, стало счастьем для тебя!»

Старик ответил: «Опять вы за свое! Ну вернулся конь, лошадей привел — так что ж? Счастье это или несчастье — кто знает?! Жизнь покажет. Вы же не знаете всей истории, зачем судить? Вы прочли лишь одну страницу книги, разве можно делать вывод о всей книге? Прочитав одно только предложение на странице, как вы можете знать, что еще написано на ней? Да даже и одного слова вы не прочли! Жизнь — океан безбрежный! Счастье, несчастье — никто не знает, что будет завтра».

На сей раз соседи разошлись молча: вдруг старик снова прав? Но хотя они и не говорили об этом вслух, каждый из них думал о том, что получить бесплатно целый табун лошадей — это большое счастье.

Вскоре единственный сын старика начал объезжать диких лошадей.

Однажды лошадь сбросила его наземь, и он сломал себе ногу. И снова собрались соседи и снова начали причитать: «Какое несчастье! Да, старик, ты снова прав оказался. Единственный сын — и ногу сломал! Хоть одна была бы опора тебе в старости, а теперь как же?! Кто теперь тебе поможет?»

А старик ответил: «Ну вот! Опять вы торопитесь со своими суждениями! Скажите просто: сын сломал ногу! Счастье, несчастье — кто знает?!»

И вот не прошло и недели, как началась война, и все молодые люди селения были призваны в армию. И только сына старика оставили: какой толк от калеки?

Вся деревня оплакивала своих сыновей. И пришли люди к старику и сказали ему: «Прости нас, старик! Бог видит, что ты прав — благословением было падение твоего сына с лошади. Хоть и калека, хоть и хромой, да останется живым, будет с тобой сын твой! Это такое счастье!»

И ответил старик: «Ну что вы за люди? Да кто же знает — счастье это или несчастье? Никто не знает. И никто никогда не будет в состоянии узнать. Один бог ведает!»

Лао-цзы каждый день по утрам ходил в сопровождении своего соседа на прогулку. Сосед знал, что Лао-цзы — человек молчания. В течение многих лет он в полном молчании сопровождал его в утренних прогулках, никогда ничего не говорил. Однажды у него в доме был гость, который тоже захотел пойти на прогулку с Лао-цзы. Сосед сказал: «Хорошо, только ты не должен разговаривать. Лао-цзы этого не терпит. Запомни: ничего нельзя говорить!»

Было великолепное тихое утро, только пение птиц нарушало тишину. Гость сказал: «Как прекрасно!»

Это было единственное, что он сказал за часовую прогулку, но Лао-цзы посмотрел на него так, будто тот совершил грех.

После прогулки Лао-цзы сказал соседу: «Никогда не приводи еще кого-нибудь! Да и сам больше никогда не приходи! Этот человек, похоже, очень разговорчив. Утро было прекрасным, оно было таким тихим. Этот человек все испортил».

Стояла поздняя осень. Ласточки собирались на юг и только ждали северного ветра, чтобы пуститься в путь. К их щебетанию прислушивалась курица на птичьем дворе. «А что, если и мне отправиться на юг?» — пришло вдруг ей в голову. На следующий день подул северный ветер, и ласточки взмыли в небо и взяли курс на юг. Курица встрепенулась, выскочила из двора и, хлопая крыльями, отправилась в южном направлении. Но ей удалось лишь пересечь шоссе, миновать огороды и добраться до соседнего сада.

Поздно вечером она вернулась обратно и рассказала на птичьем дворе, как летала на юг, как видела поток машин, мчащихся мимо. Она была в землях, где растут овощи. И наконец, она побывала в саду. В нем прекрасные цветы, и она познакомилась с самим садовником.

— Как интересно! Молодец, курица, сколько всего повидала! — шумел птичий двор, выслушав ее рассказ.

Прошло полгода, наступила весна, и опять вернулись ласточки. Они стали рассказывать о море, которое они видели на юге. Но птичий двор ни за что не хотел им верить. «Наша курица нам уже все рассказала», — говорили они.

Курица теперь стала знатоком юга. Ведь она перебралась за шоссе!

Царь Хуань-гунь читал книгу в своем дворце, а у входа во дворец работал колесных дел мастер Бянь. Отложив молоток и долото, колесник вошел в зал и спросил:

— Могу ли я узнать, что читает мой государь?

— Это книга мудрецов, — ответил Хуаньгунь.

— А эти мудрецы еще живы?

— Нет, давно умерли.

— Значит, то, что читает государь, — это всего лишь шелуха душ мудрых людей.

— Да как смеешь ты, ничтожный колесник, рассуждать о книге, которую читаю я, твой повелитель?

— Я, мой повелитель, сужу по своей работе, — ответил колесник. — Мои руки словно сами все делают, а сердце мое поет. Я не могу объяснить это словами. Тут есть какой-то секрет, и я не могу передать его даже собственному сыну, да и сын не смог бы перенять его у меня. Вот почему, проработав семь десятков лет и дожив до глубокой старости, я все еще мастерю колеса. Вот и мудрецы, должно быть, умерли, не раскрыв своего секрета. Выходит, читаемое государем — это шелуха душ древних мудрецов!