Дмитрий Лихачев - Поэзия садов

Именно поэтому в 1705 г. в Амстердаме была издана по приказанию Петра книга «Символы и эмблемы», затем неоднократно переиздававшаяся. Книга эта давала образцы для символической системы садов, садовых украшений, фейерверков, триумфальных арок, скульптурных украшений зданий и т. д. Это был «букварь» новой знаковой системы, сменившей существовавшую до того церковную.

Петр в своей попытке перевести мышление русских людей в европейскую мифологическую и эмблематическую систему, что было крайне необходимо для установления более тесных культурных связей с Европой, совершенно правильно для своего времени стремился сделать привычной для русских образованных людей античную мифологию и воспользовался для этого наиболее сильным воздействующим искусством – садово-парковым. Его Летний сад был своего рода «академией», в которой русские люди проходили начатки европейского образования. И с этой точки зрения представляет огромный интерес планировка второго участка Летнего сада, где Петр устроил лабиринт на темы «из фабол лабиринта Версальского и зрелища жития человеческого из Эзоповых притчей» [192]. Эти же сюжеты Петр использовал при устройстве Петергофского сада, а также Царскосельского. Сады давали новую азбуку, учили языку «эмблемат».

Для устройства лабиринта с сюжетами Эзоповых басен широко использовалась книга Фонделя, изданная в Амстердаме [193].

При всем их «учительном» характере петербургские сады сохраняли вместе с тем и свой развлекательный, «потешный» характер, столь типичный для голландского барокко с его чуть плебейским характером. Среди «чудаческих затей» Петра следует указать его любовь к редким цветам, интерес к «фарфоровым гарнитурам для убранства цветников» и прямо-таки пристрастие к садовым шуткам. В дневнике Берхгольца подробно указывается, чтó именно «находится в Летнем саду». В частности, «устроена в куще деревьев небольшая беседка, окруженная со всех сторон водою; где обыкновенно проводит время царь, когда желает быть один или когда хочет кого-нибудь хорошенько напоить, потому что уйти оттуда нет никакой возможности, как скоро отчалит стоящий вблизи ботик, на котором переправляются к беседке» [194].

Следует, например, учитывать, что Летний сад окружал собой Летний дворец Петра, где собирались ассамблеи. Летний сад, как и Летний дворец, был также садом ассамблей. Басни Эзопа, которые сюжетно оформляли Летний сад, по мысли Петра, были потешными и учебными предприятиями одновременно (потеха и учение у Петра все время объединялись вопреки древнерусской поговорке, их противопоставлявшей: «Ученью время – потехе час» [195]). Потешный элемент был и в других петровских садах – Сарском и Петергофском, в Стрельне и Ораниенбауме. Этот потешный элемент сохранялся и в последующем – во все время господства стиля барокко.

Летний дворец Петра I и Летний сад. Гравюра А. Ф. Зубова. 1717

Большой простор для барочных шуток давали фонтаны. Здесь следует вспомнить о различных «водяных курьезах» в Петергофе – шутихах, «фаворитном фонтане», «забавном фонтане», «Егерской штуке», «Пирамиде» и пр. и пр., ставившихся в разное время по традиции.

Были и еще некоторые черты стиля голландского барокко, которые отчетливо дают себя знать в петровских садах. Не случайно любимым садоводом Петра был голландец Ян Розен [196]. Как и в итальянских, в голландских садах дом хозяина мог находиться сбоку от оси сада – оси, на которой с обеих сторон располагались террасы и «кабинеты». Так это мы и видим, например, в Летнем саду.

Затем в голландском садоводстве было принято густо обсаживать дом или дворец деревьями. Так, в Голландском (Старом) саду Екатерининского парка деревья плотно примыкали к садовому фасаду Екатерининского дворца. Эти деревья в основном пережили Великую Отечественную войну и были вырублены лишь в 60-е гг. нашего века в порядке «переустройства» Голландского сада под маленький Версаль. Они пока что сохраняются еще у Монплезира в Петергофе. Для голландских садов в целях их разнообразия характерна была также асимметрия «кабинетов», окружавших продольную соединительную аллею, как это мы и видели до недавнего времени в Голландском (Старом) саду Царского Села. Отчетливый пример – полная асимметрия двух прудов в Голландском саду – левого и правого. Были в Голландском саду фруктовые участки и участки дикого леса – Дикий сад. То же можно сказать и относительно Летнего сада в Петербурге, а также Петергофского, Ораниенбаумского и Екатерингофского.

Наконец, как продолжение, с одной стороны, московских традиций, а с другой стороны – непосредственно голландских можно указать и на такую особенность, как обилие различных мест уединения: беседок, гротов, боскетов, трельяжей, огибных аллей и пр. Это традиция очень давняя, и здесь особенно необходимо отметить разнообразие значения и назначений садовых эрмитажей.

Голландский характер Летнего сада в Петербурге ясно осознавался еще в начале XIX в. П. Свиньин писал о Летнем саде: «Сад сей разведен в голландском вкусе, что должно заключить из прямых линий, пересекаемых тупыми и острыми углами. Большие аллеи обсажены высокими липами и кленом, а прочие акациею. Во внутренности их поделаны небольшие лабиринты, зеленые лужайки, лесочки и цветники» [197].

Голландский характер Летнего сада осознавался и при Петре I. По-видимому, Летний сад сохранял более или менее тот характер, который имела находившаяся на его месте при шведах мыза. В скандинавских странах был распространен в конце XVII в., как уже указывалось, именно голландский вариант барокко.

Неизвестный автор, скрывшийся за инициалами (H. G.), в книге, изданной в Лейпциге в 1713 г., пишет: «Вплоть у этой речки (Фонтанки. – Д. Л. ) – Царская резиденция (имеется в виду Летний дворец в Летнем саду. – Д. Л. ), то есть небольшой домик в саду, голландского фасада».

Он же отмечает в саду птичник и небольшой зверинец, «в котором находятся цапли, журавли, широконоски и тому подобная птица», а кроме того, оранжерею. «Садовниками были в мое время при саде – немец, а в оранжерее – голландец… возле обширный огород, за которым присматривает швед, очень хорошо его устроивший и содержащий» [198].

Я. Штелин рассказывает о саде при Летнем дворце: «Шведский садовник Шредер, отделывая прекрасный сад при Летнем дворце, между прочим, сделал две куртины, или небольшие парки, окруженные высокими шпалерами, с местами для сидения. Государь часто приходил смотреть его работу и, увидевши сии парки, тотчас вздумал сделать в сем увеселительном месте что-нибудь поучительное. Он приказал позвать садовника и сказал ему: „Я очень доволен твоею работою и изрядными украшениями. Однако не прогневайся, что я прикажу тебе боковые куртины переделать. Я желал бы, чтобы люди, которые будут гулять здесь, в саду, находили в нем что-нибудь поучительное. Как же бы нам это сделать?“ – „Я не знаю, как это иначе сделать, – отвечал садовник, – разве ваше величество прикажете разложить по местам книги, прикрывши их от дождя, чтобы гуляющие, садясь, могли их читать“. Государь смеялся сему предложению и сказал: „Ты почти угадал; однако читать книги в публичном саду неловко. Моя выдумка лучше. Я думаю поместить здесь изображения Езоповых басен“» [199].