Дмитрий Лихачев - Поэзия садов

Петр рассмеялся, но садовник-швед не шутил: сад сам по себе был книгой, и чтение в саду было почти обязательным занятием начиная со Средних веков. Книги клались на скамейки перед приходом гостей со времени Ренессанса. Петр предложил нечто более простое и удобное: скульптурные группы басен Эзопа. Но предложение Петра не было принципиально отличным от предложения садовника: скульптурные группы тоже следовало «читать» в поучение себе.

Вот что пишет Я. Штелин дальше: сад «состоял из четырех куртин со шпалерами, как в лабиринте, у которых в каждом углу сделан был фонтан, представляющий какую-нибудь Езопову басню, в небольшом бассейне, обложенном мохом и окаменелыми раковинами, которые доставляемы были из озера Ильменя. Все изображенные животные сделаны были по большей части в натуральной величине из свинцу и позолочены; из каждого бил фонтан по его положению. Таких фонтанов сделано было более шестидесяти; при входе же поставлена свинцовая вызолоченная статуя горбатого Езопа в натуральной величине. Государь, думая, что весьма немногие из прогуливающихся в саду будут знать содержание сих изображений, а еще менее разуметь их значение, приказал подле каждого фонтана поставить столб с белой жестью, на который четким русским письмом написана была каждая баснь с толкованием. Сие место было после любимым государевым местом в новом саду, и он часто прохаживал там один по целому часу» [200].

С. Н. Шубинский пишет, что Летний сад, занимавший весьма большую территорию, «разведен в 1711 году по плану, нарисованному самим государем» [201].

Тот же С. Н. Шубинский отмечает, что в саду были клетки для птиц, голубятни, бродили «редкие породы пернатых», были устроены оранжерея, огромный птичник, на воде плавали гуси и утки. Что же касается до изображений басен Эзопа, то С. Н. Шубинский отмечает, между прочим, что «император любил собирать здесь гуляющих и сам объяснял им смысл изображенных басен» [202].

Насколько существенным элементом нового европейского образования Петр считал басни Эзопа, показывает тот факт, что среди переводов сочинений, сделанных при Петре, прежде всего был издан Эзоп: «Притчи Эзоповы…» в переводе Ильи Копиевского. Книга вышла на русском и латинском языках в 1700 г. в Амстердаме [203].

Но вернемся к голландскому характеру петровского Летнего сада.

В конце XVIII в. И. Г. Георги также отмечает, что Летний сад разбит был Петром в «голландском вкусе»: «Сей сад заведен в старинном или голландском вкусе, имеет прямые аллеи, пересекаемые прямыми, острыми и тупыми углами, также высокие липа и клен, коих промежутки составляют то самородный, то насажденный лесок и кустарник. Иной четвероугольник заключает в себе небольшой лабиринт, другой дорожки, обсаженные сибирским гороховником, зеленицею, цветами» [204].

На гравюре Зубова 1717 г. в Летнем саду видны «люстгаузы», «малые люстгаузы» или беседки, гроты и т. п.

По документам видно, что в Летнем саду были решетчатые гульбища, голубятни, фонтаны, «кашкады» и т. д., т. е. сад «жил» – жил своим собственным «садовым бытом».

Впоследствии понятие «голландский сад» приобрело значение небольшого сада вблизи дома с обилием цветов. Приблизительно то же значение оно стало иметь и в английском языке («Dutch Garden»). «Голландские сады» входили в систему романтических садов – садов русских усадеб XIX в. и т. д. – как их органическая часть на переходе от архитектуры дома к пейзажному усадебному парку.

Такой «голландский сад» был впоследствии и в пейзажном Павловске. П. Шторх пишет о «Садике императрицы Марии Федоровны»: «Маленький этот сад, прилегающий ко дворцу, устроен на голландский манер. Он пересекается двумя аллеями, разделяющими его на четыре части. Множество душистых цветов наполняют его приятнейшим благоуханием» [205]. В этом «голландском саду» стояли «некогда кресла с балдахином» [206]. С. Н. Вильчковский пишет в своей книге «Царское Село»: «Отсюда (от середины Большого дворца) начинается средняя аллея, упирающаяся в Эрмитаж. По сторонам ее, до Рыбного канала, во времена Петра и Елисаветы расстилался правильный голландский сад, при императрице Екатерине II переделанный на английский лад. Этот сад имеет два уступа от дворца до канала и делится широкой, так называемой „Генеральской“ аллеей пополам. На ближайшем уступе, кроме стриженых аллей, существовали в первой половине XVIII века вычурные беседки, галереи, боскеты, трельяжи» [207].

Известная гравюра М. Махаева, изображающая Старый сад при Елизавете Петровне, искажает перспективу, показывает слишком большие пространства там, где сад на самом деле не так велик, и устраняет из обозрения части сада со старыми деревьями [208], которые закрывали вид на дворец – главный объект его изображения.

К. П. Беггров. Вид дворца Петра I в Летнем саду в Санкт-Петербурге. Литография по рисунку В. С. Садовникова. 1830-е

Уже в первом Екатерининском дворце, построенном Браунштейном, было 24 «светлых двери» («porte-fenętres»), благодаря которым (как и в Монплезире в Петергофе) дворец и сад составляли как бы одно целое, служили продолжениями одного другим. Это та же система соединения дворца с садом, которая была и в Монплезире и которая характерна для голландского барокко.

Краткая, но достаточно четкая картина первого сада в Царском Селе дана А. Н. Бенуа: «Царскосельский дворец был окружен садом, устроенным одновременно с постройкой первого каменного дворца под наблюдением садовников Яна Розина и Ягана-Каспара Фохта. Сад был расположен в голландском вкусе, т. е. с многочисленными цветниками, с прямолинейными дорожками и каналами, частью уступами, но довольно тесный, без широких перспектив, без объединяющей декоративной мысли итальянского и французского типа. До сих пор Царскосельский сад сохраняет в значительной степени эту первоначальную, несколько мелкую планировку» [209].

Тот же стиль голландского барокко имел и петровский Нижний сад в Петергофе.

Характерны для садов барокко были и узкие аллеи, идущие по центру сада и вовсе не предназначенные для раскрытия видов на дворец. Узкие аллеи должны были создавать необходимую для стиля барокко «недоговоренность», таинственность, неясность. Барочные, как и готические, здания «скрываются» в окружающей застройке или в окружении деревьев.

Голландское барокко позволяло эстетически соединять сад с водяными подъездами к дому, «гаванцами», каналами и пристанями. Этот аспект петровского стиля в садах резко отличал петровские сады от предшествующих русских садов XVII в., хотя в России XVI и XVII вв. важной особенностью садов являлись пруды, где разводилась рыба не только для «утилитарного использования», но и по соображениям эстетического порядка: для создания эффекта полноты, изобилия и щедрости [210].