Алессандро Надзари - MCM

— Ты ведь помнишь ту игрушку, подаренную апашами?

— Подожди, что…

— Я-то подождать могу, но вот события — вряд ли. Ты понимаешь, о чём я? Ты умеешь ей пользоваться?

— Ну да, побаловался как-то, однако затем куда-то положил и не особо утруждал себя поисками, но, Мартин…

Но Мартин быстро и чётко провернул следующую манипуляцию: рука описала движение, подобно производимому паровой машиной с кривошипно-шатунным механизмом и перенесла некий предмет из кармана Мартина в карман Энрико. Тот запустил руку в ткань и нащупал именно то, что и должен был, то есть причудливый ответ апашей продукции фирм «Victorinox» и «Wenger»: соединение маломощного бесствольного револьвера со шпилечными патронами, старого доброго кастета и лезвия, напоминавшего выкидыш в семействе фламбергов, о которое Энрико уколол палец и тут же поднёс его к губам. Попросил извинить его, но он должен отлучиться в уборную. Да, Мартин видел, что другу было не по себе, однако не отпустил его, пока не прошептал долгое напутствие:

— Послушай, эти люди могут быть опаснее и непредсказуемее апашей, ведь те хотя бы не скрываются под иными личинами. Но с дикарями периферии ты имел дело, остался жив и овеял себя ореолом славы. Справишься и на этот раз. Я не прошу тебя при встрече с опасностью всех их перестрелять из этого оружейного недоразумения, но если ещё в пути почувствуешь угрозу или попытку принуждения и давления со стороны того господина, то приставь ему эту штучку к боку, а надо будет — ткни лезвием или даже пальни, скорее всего ранение не окажется смертельным, но доставит ему много неприятностей и позволит тебе спрыгнуть, уйти. Не знаю, удастся ли мне приглядеть за тобой, поэтому и говорю всё это. Ты понял? — Энрико подтвердил кивком и умчался, куда собирался.

— Мартин, ничего, что вы, хм, забыли попросить его если не отказаться, то тихо уйти, затаиться, избежать той встречи?

— Он бы ни за что не отступил. Анри из тех трусов, что вынуждены постоянно совершать поступки, опровергающие их страхи. Селестина, вы же сможете его как-то отследить?

— Да, я оставила на нём метку, однако, во-первых, слежка по ис-дису возможна будет только где-то после половины восьмого вечера, во-вторых, остаётся надеяться, что метку не перебьют. Я уже не знаю, чего и ожидать.

— Как насчёт нежданного возобновления некогда прерванных бесед? — Оба привздрогнули от вкрадчивого, уже знакомого голоса. — Можно даже надеяться на прямое продолжение: Анри, — ах, вновь упустил возможность заполучить автограф, — апаши, — а название-то, смотрю, прижилось, — интригующие манёвры с таинственными устройствами… Тематика всё та же. Не извольте беспокоиться: в этот раз я настроен на равноправное сотрудничество. И приношу извинения за вторжение в ваше личное пространство, просто не хотел привлекать внимание никого из «галеристов», да и на глаза вашему другу журналисту лучше было не попадаться.

— Как и ожидалось, появление новой информации заставило вас пересмотреть приоритеты? — Селестина полуобернулась, скрывая движение плеча, но Мартин легонько остановил её руку.

— И теперь вы понимаете, кто истинный противник?

— Истинность — понятие весьма требовательное, но наши интересы сплетены. Полагаю, до части ваших мне и вовсе нет дела, готов умерить амбиции.

— Лучше синица в руке, чем дирижабль в небе?

— Занятный каламбурчик, мадмуазель. Конфиденциально вам сообщаю: тот человек с угольной гривой, что подходил к вам, — вот субъект моего интереса. И косвенно он может быть связан с определёнными проблемами воздушного флота.

— И не менее косвенно — с моим появлением в ту майскую ночь.

— Да, я готов признать, что вы не шпионили против нас. Но вот вы, месьё…

— Столь же косвенно моё появление в городе и последующие за этим события, — уж извините, позволю оставить их без уточнения, — также могут быть связаны с данным субъектом. Впрочем, это зависит от того, что вы можете об этом человеке рассказать. Но могу в качестве жеста доброй воли кое-что сообщить о работодателе вашей цели, ведь уже мой, как вы выразились, субъект интереса — он.

— Принято. Но не сейчас: кажется, зрителей намереваются оставить наедине с рёнтгенограммами.

«Галеристы», вновь повинуясь тому звуку, оставили караул у стен и плотным кольцом окружили капсулу с Бэзи. «Странно, что просто снова не накинули завесу. Как на клетку попугая». Впрочем, призрачный шанс увидеть таинственное исчезновение притягивал внимание публики. Селестина почувствовала вибрацию, как тогда, при переходе Бэзи в дверь за сценой. Мартину же послышалось знакомое касание пола металлической обувью. И, кажется, все успели на мгновение заметить присутствие иного, унёсшего Бэзи.

— Но одну оплошность исправить мы можем сию же секунду: Мартин.

— Селестина.

— Михаил.

— Сёриз. Сели, скажу сразу и ясно: упустила, они долго петляли и где-то сделали пересадку. Итак, Механил…

— «Михаил».

После всех объяснений Мартина и Селестины, каковые они сочли необходимыми дать Михаилу, теперь был его черёд делиться сведениями. К их началу и поспела Сёриз, весь предыдущий час пытавшаяся на автомобиле самостоятельно выследить Анри и его сопровождающего. Безрезультатно, как уже можно понять. Впрочем, не оправдало себя и предложение собраться в квартире Энрико в надежде, что тот объявится. Единственным оправданием служило лишь то, что само место располагало для подобных разговоров: квартиру он оформил совершенно в духе и букве «Философии обстановки» По.

— Михаил, что же с тем господином из Австро-Венгрии?

— Предположили, опираясь на корпус физиогномики? Почти правы, Мартин. И всё же не из Австро-Венгрии — Царства Польского. Хотя понимаю, какую связь вы пытаетесь отыскать, и исключить её не могу, ведь субъект порой наезжает туда с гастролями, равно как и в рейх, да и родители его в своё время приняли австрийское подданство. И, чтобы более не надоедать сим термином, назову имя: Чеслав Чинский. Он же Чеслав фон Любич-Чинский. Он же австрийский подданный граф Риттер-Станислав фон Чинский. Он же Пунар Бхава. Выбирайте на свой вкус.

— Даже не знаю, на чём и остановиться. «Субъект», кажется, тоже ничего. И чем же промышляет persona suspecta [52]?

— Гипнозом и магнетизмом, а также по мелочи хиромантией, спиритизмом и прочими оккультными науками, хоть и начинал как пропагандист волапюка и учитель при гимназии и реальном училище. Признаюсь, на меня это обстоятельство навевает ужас, и остаётся лишь надеяться, что ничьё детство не было поругано и отравлено, никто не стал юной жертвой его первых опытов, и по сию пору может о том не ведать — возможно, к горькому счастью.

— В одном из имён он просит считать его подданным Австро-Венгрии, его родственники также предпочли это государство, так как же он попал в поле зрения российских властей?