Алессандро Надзари - MCM

— Никак. Пока что. Я намерен это исправить. Тем более что учительствовал он как раз в Кракове, а два года назад вроде бы подал заявление о восстановлении российского гражданства. Но о его персоне я узнал только на этой неделе. И одного поверхностного знакомства с его деяниями по доступным источникам мне хватает, чтобы считать его важной фигурой в нашем — отныне нашем — перекрёстном расследовании. Попробую изложить некоторые фрагменты его биографии в интересующем нас русле. Известно, что ещё в конце восьмидесятых он начал выступать в роли гипнотизёра и спирита, а в девяносто третьем даже успел надоесть прусским властям, выславшим его вон. Хотя сам он утверждает, что ещё в девяносто втором переехал в Дрезден, чтобы обустроить там две неких клиники — для мужчин и женщин. Дальнейшее я вам привожу на основе записей о судебном процессе, затеянном в Мюнхене уже в девяносто четвёртом году.

— Ой, ну вот, испортили интригу.

— Разве? Оговорка-затравка. Процесс, как оказалось, в Европе был известен и в достаточной степени освещался во многих странах, поминаем и сейчас, что, собственно, и позволило мне столь быстро собрать о нём сведения, не выезжая из города. В ходе процесса и по его результатам было написано значительное количество статей, посвящённых легальности гипноза и смежным темам, люди делились на лагеря pro et contra… В общем, аналог «дела Дрейфуса» в оккультной среде, не меньше. С той только разницей, что обвиняемый — определённо подлец, а дело не пересматривалось.

— Ладно, интриги вы нас не лишили. Что же он такого сделал?

— Ровно то, что и мог рано или поздно сделать мужчина его склада ума и нрава: соблазнил женщину. И не просто совратил её, но и устроил с ней фиктивный брак, причём фиктивным он был уже хотя бы по двум основаниям, не требующим установления свободы или несвободы воли и природы этой несвободы, — а, отмечу, из пяти пунктов, вынесенных на обсуждение присяжным заседателям, первые два касались именно рассмотрения возможности свершения противоправных действий с применением гипноза. Так вот, «пастором», проводившим церемонию, был знакомец Чинского, не бывший лицом духовным, но скрепивший печатью подложный документ о браке, а сам Чинский «забыл», что уже женат, и надо бы предварительно развестись с супругой, хоть они и живут раздельно. А, ещё в то же время свою, прошу меня извинить, аманту он представлял посетителям — и особенно посетительницам — «всего лишь как медиума». В августе девяносто третьего потерпевшая пришла к Чинскому с «отзывами о рефератах в дрезденском журнале» и соответствующими вопросами, осенью она становится его пациенткой, в октябре он осмелился обольстить её, в феврале организовал церемонию и через неделю был взят под стражу, в декабре осуждён. А потерпевшей, надо сказать, была баронесса Цедлиц, по некоторым сообщениям династически связанная с семьёй кайзера. Мимо столь романтичной истории газетам пройти было сложно. Нет, правда, как можно было? «В один прекрасный день во время лечения он признался мне в любви. Он признался мне в то время, когда я, по обыкновению, находилась в сонном состоянии», — и далее в том же духе. Герр Чинский был, по показаниям потерпевшей и свидетелей, весьма и весьма настойчив, бомбардировал баронессу записками, сопровождал сеансы любовными сентенциями, развил у утончённой особы чувство, что она может дать ему счастье и сомнениями терзает их обоих — и опять же всё в таком духе. Госпоже потерпевшей пришлось уступить, не выдержала банального напора. Виной ли тому тонкие, высшие или тёмные силы — не берусь утверждать, я в это не верю, но вот в то, что он месяцы напролёт убеждал её, возвращал к одной и той же теме, закладывал здание будущего решения, каждым кирпичиком давя и душа контраргументы, пользовался её воспитанностью и неравнодушием к гипнотизму, рвался в конфиденты, прознал о том, как её растили быть самостоятельной, но это выразилось лишь в отчуждении от семьи и зависимости от компаньонки, — несомненно. Это вопрос доминирования и подчинения. Наиболее подверженные гипнотическому внушению и трансу особы отчего-то оказываются и более податливыми в отношении чужих идей без наведения какого-либо особого состояния. Ничего сверхъестественного, но тем и страшно, тем и опасно. Да, собственно, о том же говорил и прокурор на процессе, даже указал, что закон различает бессознательность и безвольность, под последней понимая искусственное ограничение воли и ей же определяя состояние потерпевшей. Но, увы, он не рассмотрел вопрос чуть шире. Провёл параллель с ядами, состав которых, быть может, и не установлен наукой, но от этого они не перестают быть объектом судебных разбирательств. Но дело-то ведь не в том, был ли, условно, в аква-тофане мышьяк и соответствуют ли симптомы предполагаемому составу, а в самой моде на определённый тип совершения злодеяния: в одну эпоху это отравление ядом, в другую — словом, а вернее, потоком слов. Собственно, на том прокурор и погорел, поскольку адвокат допрашивал свидетелей о методе Чинского, и как-то постепенно выяснялось, что нет, глазки не строил, руками водил, как и все, это спорно, а то признанно… Вот за деревьями леса и не увидели. И это несмотря на то, что мимоходом выяснилось: техника Чинского — «магнетический трансферт» — собственной разработки, но по причине, должно быть, скудности запаса букв в алфавите или желания оспорить право на это название, именуется ровно так же, как и пара уже устаревших и признанных нетерапевтическими, применявшихся уже на момент процесса разве что по инерции. Ха, а вот брат баронессы сразу почуял неладное, сразу вычислил шарлатана; навёл справки и обеспечил доказательную базу хотя бы того, что касается незаконности заключённого брака.

— Догадываюсь об исходе, но всё же: каков итог процесса?

— Блестящий! Блестящий, подобно слезе, что вышиб из меня. В итоге присяжные заседатели оправдали Чинского по части обвинений в совершении преступлений против нравственности, то есть факт гипнотического внушения и влияния на образ мыслей и действий установлен не был, тем самым не создали прецедент — вот вам и ещё один пример изначально оказываемого давления — и признали виновным лишь в подлоге документов и узурпации должности, — то есть в том, для доказательства чего не нужно напрягать высшие нервные центры, отвечающие за абстрактное мышление и сложные логические выводы, когда есть материальные улики — и даже попросили проявить снисхождение, хотя суд и отметил низость образа мыслей подсудимого. Три года Моабита, — при этом, к слову, только в этом году истекает поражение в чести, — давление тюремных стен на полёт мысли, попытка суицида, чудесное прозрение… И вот наш субъект уже слушатель Сорбонны, где получает свидетельство об успешном прослушивании — чего? правильно! — курсов гипноза, и сближается с — извините, я по бумажке зачитаю — Жераром Анаклетом Венсаном Анкоссом, в оккультном мире известном как Папюс.