Алессандро Надзари - MCM

— Если у вас для сравнения нет в достаточном количестве удобных объектов для наблюдения, причём у каждой и так, чтобы группы не были перекрываемыми, то мне не из чего делать выводы. Они пассивно-восприимчивы, не как миноры, штабу их не отследить. Но из известных нам почти все на месте, появляются в обществе. Вопрос про «почти» можешь не задавать: мы не тайная полиция, чтобы приставлять к каждому по агенту наблюдения. У нас всё-таки курс на свободу-равенство-братство. Несмотря на эмпирические детерминизм-неравенство-селекцию.

— Мило. Вопрос второй. Можно ли судить о степени добровольности их исчезновения?

— Очень хороший вопрос, Сёриз. Рад, что ты не подхватила плоскомыслие. У меня есть такие опасения, но подтвердить их прямо я не могу. Возможно, когда пойдём к папá Блезу, тебе, Селестина, стоит это учесть в своей речи. Если противник приложил усилия к созданию подобной, весьма интересной ячейки, можно предположить, что она должна была сыграть важную роль во всей постановке, а значит, отказаться от сцен с ней он не может. Продолжая выражаться предложенной вами театральной риторикой, я бы сказал, что сценаристу — к слову, почему вы не пользуетесь словом «драматург»? — всё-таки придётся вновь прикоснуться к перу. Либо же кому-то из иерархов санкционировать их подмену. В постановке они всё ещё сыграют героев, но голоса не будут принадлежать им. Как этого добьются — не ведаю, но вряд ли воспользуются какими-то изысканными методами. Что сложного в отделении тела от разума человека, если удалось провернуть то же со всеми сетями Директората? Впрочем, конечно, это куда любопытнее и занимательнее того, что мы делаем с этантами.

— И вот тут третий вопрос: почему бы не предположить, что та тропа контрабандистов берёт начало в Нёйи?

— Скорее уж «брала», если так и было. Теперь там канал окончательно выжжен. На территории Нёйи остался только один резервный, который точно под нашим контролем, и — нет, вы не хотите знать, как мы это выяснили. Мы сейчас больше сосредоточены на речных потоках. С нами, похоже, не стали спорить за Бьевр и цепь Бэсан-де-ль’Арсеналь — Каналь-Сен-Мартен — Бэсан-де-ла-Вилетт / Каналь-де-Сен-Дени, а вот с проверкой Сены возникли сложности, нужно будет приглядывать. И не к слову говоря, Сёриз, на самом деле должен быть задан и четвёртый вопрос.

— Как заезжей труппе удалось всё так ловко разыграть?

— Ты правильно поняла. Тут одного суфлёра-дирижёра мало. Нужно и самим понимать город, а без миноров-союзников это непросто. Или очень хорошо понимать, какой образ понимания от них требуется. И не привлечь к себе наше внимание до определённого момента. Да они могли бы и дальше оставаться безвестными, но что-то побудило их необычным образом использовать вас как посланников. Или того хуже. Честно говоря, я бы провёл обстоятельную беседу с Корнелией, да вот только она то занята, то якобы перемещается, то ещё что. Хотя, конечно, это часть её прямых обязанностей.

— Прямо как архивариус, которого я сегодня подменяла помимо прочих дел.

— А что, позвольте узнать, он так и не оправился от болезни?

— А он болел?

— Интере-есно.

— Но ни один из них на должность суфлёра, если честно, не подходит.

— Нет. И это заставляет задуматься, не находятся ли их жизни под угрозой. Не станут ли они первыми в цепочке тех, от кого позже избавятся? Обвинить их успеем позже — если найдём живыми и вернём под защиту штаба.

— Ты всё-таки продолжаешь считать, что была диверсия.

— Возможно, не прямая. Возможно, их использовали для добычи и передачи информации, чтобы не выдавать себя. Бэзи нет в нашей картотеке, но, возможно, был? Равно как документация по тому особняку? Кажется, от нашей беседы Селестина впала в каталепсию.

— В каталепсию впали наши сети, — не сразу откликнулась она, но зрачки её были расширены, а речь убыстрялась. — И насколько мне помнится, каталепсия — часть кататонического синдрома.

— Мы от театральной риторики переходим к психиатрии? — приподнял бровь Саржа.

— А мы разве до этого описывали ею сам канальный коллапс? Нет, только то, как это обставили, — парировала Сёриз.

— Справедливо. Итак?

— Сейчас штаб не в состоянии регистрировать добрую часть производства и воспроизводства урбматерии, и в основном, как я поняла, ориентируется по косвенным признакам, сопоставляя с данными от тела-скриптора.

— Да, и устанавливает параллельные коммуникации в выявленных зонах.

— Но это первая часть — ступор. Его может — и наверняка сменит — возбуждение.

— Не демонизируем ли мы противника? И потом, так закон равновесия не срабатывает.

— Закон равновесия, может, и нет, но что мешает кому-то запасаться умбрэнергией, пока мы этого не видим? Аккумулировать достаточно умбрэнергии — и окончательно затопить все линии коммуникаций, разорвать их избыточным давлением.

— Чтобы что-то запасти, это нужно где-то запасти. А все компенсационные резервуары мы проверили.

— Да, но оцени затею: к затмению мы были готовы, а так…

— …А так это сделают, когда мы не этого не ожидаем. Ладно, я понял. И нас тогда накроет дважды, если не трижды: по сетям, считающимся сфальсифицированными, по действующим, и по тем, что мы устанавливаем поверх прежних.

— А это уже никакая не прикрытая театральностью попытка недобросовестного поглощения.

— Обязательно ли это воплощать? Оставить в качестве угрозы.

— Нелогично. Сообщит ли противник сам, догадается ли Директорат, — что мы сейчас и сделали, — оба варианта предполагают знание и порождают готовность. Если удар и не будет отражён, то уж, во всяком случае, смягчён.

— Чувствую, мы можем добраться до ещё какого-то, более глубокого уровня, но я не понимаю, какого.

— Да. Давайте пока не усложнять и представим хоть какую-то концепцию. Ну, я надеюсь, что наш очередной маленький акт насилия над мозгами не сыграл против нас.

— Нет, мне даже удалось заполнить часть пробелов. Идём.

Коллективный визит в комнату с сиренариумом — экстраординарное событие, по меркам этикета Директората даже грубое, если только папá Блез сам того не желал. Но иначе в состязании было не победить. Вот и папá, кажется, готовился к противостоянию: вход в кабинет сторожил отряд преторианцев, — в последнее время совершенно не покидавших пределы здания Директората, истово ими обмаршированного вдоль и поперёк, и, как подозревал Саржа, в этом смысле караул был для них заменой отдыху, — а на нём самом была красная форма, каковой ни один из вошедших, скорее всего, в своей жизни не видел. Было в ней что-то… маскарадное? Пожалуй, что так. Должно быть, он собирался к выходу куда-то, но Саржа об этом не упоминал, да и сейчас в подтверждение тому жал плечами.