Маргарита Городова - Священное наследие

Еще раз напомним, что русский народ осознавал себя единым уже в одиннадцатом веке, что нашло свое отражение в «Слове о Законе и Благодати» митрополита Илариона. Более чем вероятно, что единое самосознание славянских племен Русской равнины сложилось окончательно уже в десятом веке. Во всяком случае, войны князя Святослава в Болгарии – носители точно такого же национального русского самосознания, как и мы с вами. Между нашим восприятием и восприятием дружинниками князя себя как единого народа нет разницы.

История нашего самосознания свидетельствует о том, что у нас не было болезненных скачков, дискретности в национальном самовосприятии, не было изменений в самоназвании и самоидентификации.И в этом важнейшее отличие народа русского от всех европейских народов современности. Не будет преувеличением сказать, что русский народ уже на заре своей христианской истории переживал процесс осознания себя нацией.

Наша нация, сложилась до периода буржуазных революций и носит на себе отпечаток феодальной архаики.

Особым показателем своеобразной внутриэтнической архаики (здесь архаика есть, несомненно, положительный критерий оценки этноса) являются устойчивые и разветвленные семейно-родовые связи русского народа, сохраняемые им очень длительный период времени, переживших насильственную ломку сравнительно недавно.

Наиболее ярко и устойчиво такие связи проявляются у аристократии и в крестьянской среде. Наши семейно-родовые связи и сейчас, в посткоммунистическую эпоху, несут на себе следы удивительной архаики, что поразительным образом проявляется и в городской среде. Думается, это еще один важный показатель племенной «древности» современной русской нации, показатель того, что как народ мы действительно сложились в глубокой древности, откуда и принесли неизменно традиции устойчивых и разветвленных семейно-родовых связей.

У буржуазных этносов такие связи теряют древнюю сложность и опрощаются. В этом же ряду доказательств нашей древности и нашего непрерывного преемственного этнического развития удивительная сохранность дохристианской духовной архаической традиции в русской деревне вплоть до середины двадцатого века.Такой устойчивой духовной архаикой не может похвастаться ни один этнос Европы.

Ницше писал: «…всего глубже подорваны в наше время инстинкт и воля традиции: все установления обязаны своим происхождением этому инстинкту, противоречат вкусу современного человека». Вторит ему и современный русский мыслитель: «Инстинкт и воля Традиции – вот, что отличает человека полноценного от человека неполноценного». Инстинкт и воля Традиции очень долго и бережно сохранялись в самых глубинах русского народа. Мы очень долго были несовременными, но исключительно полноценными. В нашей полноценности всегда был залог нашей исторической жизни. Сейчас сложно сказать насколько наш дух, инстинкт и воля подорваны. Но без излечения от наших недугов, без обретения воли к Традиции нам не двинуться вперед.

Важным критерием этнической жизни является становление и устойчивость и специфика сословного деления народа. Говоря о сословном делении древнерусского общества, мы должны отметить, что к структуре его нельзя подходить используя механически трехчленную схему деления древнеарийских племен: жрецы, воины и земледельцы. Если для древней Индии и для кельтов такое деление в древности очевидно, то для славянских племен все обстояло несколько сложней. Более того, славянское общество обнаруживает в себе древние архаичные черты индоевропейского общества, когда деление племени на сословия не предусматривало жесткого закрепление за варной (сословием) определенных функций, не регламентировало действий и не ставило жестких перегородок между варнами, имевших наследственный характер. Архаические элементы в отношениях между сословиями на Руси очевидны. По древнеиндийскому эпосу «Махабхарате» мы знаем, что четкие функциональные границы варн в древности и у арьев были, в период сложения эпоса, еще в процессе становления. Например, герой эпоса Дрона, будучи знаменитым воином, одновременно принадлежал к жреческому роду брахманов, а среди кшатриев встречались святые подвижники и ученые пандиты. На Руси, конечно, существовали и жрецы, и культы богов, но главные жреческие функции закреплялись за представителем воинской верхушки племени – князем, который уподобляем в этом аспекте римскому императору, верховному военачальнику и верховному понтифику, главе национального культа. Отсюда и особое уважение, священный пиетет к роду Рюриковичей в еще языческой Руси.

Рюрик был, прежде всего, потомком Словена Старого – князя и верховного волхва словен, равно как представлял и духовную традицию славянского Поморья с его священным островом Рюген и сакральным центром всего Севера, не только славянского, но и скандинавского, в Арконе. Верховные жреческие функции передавались в древнем княжеском роде наследственно. Сын мифологического князя Словена Волхв, по преданию, был чародеем. Потомок Словена Олег не случайно был Вещим князем – волхвом. Это не был лишь его персональный особый духовный дар, но наследственная священная функция правящего рода!

Вспомним, в этой связи, что предсказания курляндских волхвов предрешили выбор Рюрика на Великое княжение словен, после кончины Гостомысла и его сыновей. Наследственные духовные функции первых князей, дружинного боярства и дворянства, давших Руси первых подвижников, монахов, священников и первых русских святых, наконец, уходят корнями в духовную традицию верхушки воинского сословия языческой Руси. Но в этом аспекте словено-русы не представляли собой ничего принципиально отличного от того, что мы находим в истории других индоевропейских племен Европы. Наше отличие было лишь в том, что наши сословия, пройдя специфический национальный путь становления, дожили до двадцатого века, показав удивительную историческую живучесть.

В связи с вопросом о сословном делении русского народа, особенно коснемся и вопроса о нашей национальной аристократии. Важно помнить, что у нашей аристократии, и в этом ее особое отличие от большинства европейских аристократических родов, были местные этнические корни. Именно поэтому, у нас и не сложилось особой аристократической касты, как то мы видим в Европе или в иных местах. Аристократическая элита родилась у нас не из класса завоевателей, а выросла из местного старейшинства, из родоплеменной знати, из княжеской дружины. Большую роль сыграла и неизменность среды обитания народа. Мы не вторгались в чужие земли для расселения, и не завоевывали себе больших и чуждых этноплеменных массивов, где неминуемо завоеватели и завоеванные делились бы на рабов и господ, на арьев и дасью. Только затем, чтобы подчеркнуть свой аристократизм по западным шаблонам, у нас в дворянской среде стали выдумываться пышные и небывалые генеалогии и предки – «завоеватели» из орды да с Запада. Но суть, все же, в том, что завоевания одним этносом другого у нас не было. Отсюда – и наш особый «отцовский» а не абсолютистский монархизм, отсюда и вывод о нашей автохтонности, исконности на данных территориях.