Ольга Клещевич - Иероглифика Петергофа. Алхимические аллюзии в символике Петергофского садово-паркового ансамбля

Интерес Петра к химическим знаниям и экспериментированию в этой области был также очевиден в ходе его второго посольства в Западную Европу в 1716 и 1717 гг. Он еще раз побывал у Бургаве в Лейдене, который к этому времени стал профессором химии. Кроме того, в Париже, в июне 1717 г. в течение двух дней подряд, царь встречался с двумя наиболее известными французскими экспериментаторами (и конкурентами) в области химии того времени: Э.-Ф. Жоффруа (1672–1731), занимавшего должность профессора химии в колледже Жардин дю-Руа и фармацевтики и медицины – в Коллеж де Франс, [29] Ibid. 55. придерживающегося отдельных взглядов Парацелианского толка, а так же с Николя Леметри (1677–1743), сыном знаменитого химика-практика Николя Леметри (1645–1715), которые вели между собой нескончаемый химический спор о возможности синтезировать железо. [30] Ibid.

Петр интересовался (ал)химической теорией Николая Леметри, о чем, в частности, свидетельствует его личная библиотека, которая содержит как французское издание 1697 и 1698 г., так и немецкое издание его «Курса Химии», впервые опубликованное в 1675 году. [31] Библиотека Петра I. Указатель-справочник / Сост. Боброва Е. И. Л., 1978. С. 134. № 1263 и 1264. Эта книга Леметри отражает глубокий интерес ученого к химическим веществам в сочетании с верой в невидимый универсальный дух.

Кроме этих двух изданий, личная библиотека Петра содержит небольшое, но значительное, по содержанию, количество алхимических, химических и металлургических трактатов. Несомненно, самым ярким является двухтомник алхимических работ Василия Валентина, включающий трактаты «Двенадцать ключей» и «Триумфальная колесница Антимония», изданных в 1677 г. в Гамбурге. [32] Там же. С. 157, № 1593. Следует отметить, что в библиотеке царя присутствовал так же сборник Теодора Цвингера под названием «Teatrum Vitae Humanae», Базель, 1655, включающий широкий спектр материалов на разнообразные оккультные темы, с пометкой – «Экз. Апт. Прик.». [33] Там же. С. 162, № 1663. (Экземпляр Аптекарского Приказа – О. К. ).

Царь Петр, по-видимому, страстно увлекался «Метаморфозами» Овидия, издания которых он собрал на латыни, русском, немецком и французском языках, а также русские и немецкие издания иллюстраций к этой поэме. [34] Там же. С. 35, 79, 141. № 142, 605, 1368–1371. Возможность метаморфозы (или алхимической трансмутации) из одного состояния в другое привлекала алхимиков не только на уровне превращения неблагородных металлов в серебро или в золото, но и отражала возможность трансформации человека в духовном плане. А. Ф. Лосев так охарактеризовал это сочинение Овидия: в них «нет глубины, но есть античная задумчивость, нет вергилиевского циклопизма, но есть элегантно поданная универсальность эпоса, нет мощных социальных скульптур, но есть грациозная и грустная, субтильная и холодноватая пластика рассудочных инкрустаций». [35] Лосев А. Ф. Эллинистически-римская эстетика. М.: Мысль. 2002. С. 29–30. По мнению адептов алхимии, таких, как, например, Михаэль Майер (1588–1622), стихи Овидия содержали герметическую мудрость, сохранившуюся с античности. [36] Abraham L. A Dictionary of Alchemical Imagery, Cambridge, 2003. P. 128–129. По-видимому, не случайно «исходя из овидеевых “Метаморфоз”, можно при желании составить целую энциклопедию парковой скульптуры и декора». [37] Соколов М. Н. Принцип Рая… С. 601.

Из множества перечисленных в статье фактов, подтверждающих увлеченность Петра герметической традицией, Р. Коллиз делает вывод, что на протяжении всего времени царствования Петра Первого мы наблюдаем свидетельства об интересе императора в отношении не только одних лишь химических экспериментов. Он полагает, что Петр не практиковал алхимию самостоятельно, но, тем не менее, рад был окружить себя людьми любознательными, с научным складом ума, готовыми овладеть тайным знанием. По его мнению, «это воплотилось во влиятельном присутствии в центре петровской иерархической системы Брюса, Прокоповича и Эрскина». [38] Collis R. Ibid. P. 56.

Первым из этой когорты, Р. Коллиз называет Якова Брюса (1669–1735). Яков Вилимович Брюс родился в Москве в 1669 г. в семье Уильяма Брюса, шотландского протестантского якобита, прибывшего в Россию на военную службу в 1647 г. За свою долгую и выдающуюся карьеру Яков Брюс дослужился до чина генерал-фельдмаршала и в 1709 г. был награжден за заслуги в битве под Полтавой орденом Святого Андрея Первозванного. На дипломатической службе он возглавлял делегацию России на переговорах со Швецией на Аландском Конгрессе в 1718 г. и вел переговоры по Ништадскому миру в 1721 г. за что был удостоен титула графа.

Брюса справедливо признают одним из самых блестящих и образованных людей петровской России, проявившего свои способности во многих сферах. Он был директором «Навигацкой школы» в Москве (первой в России, открытой в 1701 г.), директором Московской типографии (1706 г.) и Президентом основанной в 1717 г. Берг-коллегии. Кроме того, в 1720 г. ему было поручена должность директора Санкт-Петербургского монетного двора и генерального инспектора укреплений. Следует также отметить, что в самом начале XVIII в. он занимал пост губернатора Новгорода, а также перевел множество научных трактатов, в том числе в 1717 г. «Космотеорос» Христиана Гюйгенса и написал несколько оригинальных работ по вопросам военного образования и морально-этического воспитания молодежи.

По словам российского исследователя А. Н. Филимона, Брюса «можно смело назвать человеком, наиболее четко из всех “птенцов гнезда Петрова” представлявшим суть и масштаб будущих преобразований в России», [39] Филимон А. Н. Яков Брюс. М: Молодая гвардия, 2013. С. 61. именно поэтому Р. Коллиз заинтересовался наличием многочисленных мифов, возникших вокруг его длительного увлечения оккультными искусствами. Пожалуй, действительно, нет другого государственного деятеля в истории России, о котором ходило бы так много легенд о его «магических похождениях». Согласно легендам, Брюс знал тайны трав и камней и изобретал различные способы их использования. Он создал «немую горничную» «из цветов», и составил снадобье, оживившее мертвую собаку и омолодившее старика, а также – собрал из токарных станков «морского орла» и по весне летал над Москвой; а однажды, подобно Альберту Великому, – вызвал метель в разгар лета и покрыл льдом озеро к удивлению очевидцев.

В России немногие ученые пытались выйти за рамки этих легенд и глубоко изучить реальную подоплеку интереса Брюса к эзотерическим занятиям. По словам Р. Коллиза в XIX в. историки И. П. Пекарский и М. Д. Хмыров избегали этой темы и в своих исследованиях делали акцент на астрономии и на военном деле. [40] Пекарский И., Хмыров М. Д. Главные начальники русской артиллерии //Артиллерийский Журнал. 1866. № 2–4. Послевоенный советский историк С. Луппов также указывал на «несущественное количество» «антинаучных» публикаций в библиотеке Брюса. [41] Луппов С. П. Книга в России в первой четверти XVIII века. Л.: 1973. С. 194. Исключением из общего правила Коллиз считает биографическую работу А. Н. Филимона о жизни Брюса «Яков Брюс» (2003), где впервые можно найти детальный анализ фактических интересов Брюса, мистических и оккультных, сделанный по описанию библиотечного фонда, проведенного исследователем А. Свионовым. Однако и здесь, по словам Коллиза, значительно недооценен интерес Брюса к эзотерическим занятиям, позиционируя его как современного «рационального» ученого, и «разносторонне развитого человека». [42] Филимон А. Н. Яков Брюс. М.: 2003. С. 275. От себя отмечу, что в своей последующей публикации – монографии «Яков Брюс» (2013) из серии «Жизнь замечательных людей», изданной «Молодой гвардией», А. Н. Филимон отрицает значимость исследований А. Свионова, а также какую-либо причастность Я. Брюса к оккультизму и магии.