Александр Бойцов - Выдача преступников

Соглашения, обязывающие к взаимной выдаче лиц, совершивших общие преступления, появляются позднее. Поэтому лишь в XVIII в., когда договоры о выдаче все более распространяются на общеуголовные преступления, а сотрудничество государств в этой сфере становится все более интенсивным, выдача из акта политической воли (из факта политического) превращается в акт правовой помощи в области борьбы с преступностью. Происходит это благодаря установлению юрисдикции в отношении экстратерриториальных преступных деяний в виде прежде всего персональной, или личной, юрисдикции, т. е. принципа активного гражданства, который явился исторически первым дополнением территориального принципа и заключался в «обязанности и праве государства наказывать не только за преступления, совершенные на его территории, но и преступления своих подданных, совершенные за границей». [354]

Персональная юрисдикция устанавливается государством над своими гражданами и постоянно проживающими в нем лицами без гражданства, имеющими устойчивую правовую связь с этим государством. Целостная совокупность этих связей образует правовое пространство, организованное на несколько иных критериях, чем государственно-правовое пространство. Конечно, его естественной базой является территория, т. е. определенная ограниченная часть земли, на которой происходят соответствующие события. Но не все, что естественно, всегда необходимо: цыганский кочевой табор образует правовое пространство, не имея территориальных прав (известно, что цыгане живут по своим обычаям, не совпадающим с законами страны их обитания). Поэтому правовое пространство не должно пониматься в прямом смысле, т. е. быть непременно «прикрепленным к почве»: ubi societas, ibi jus (там, где общество, там и право). В одном и том же месте, на одной и той же географической почве может существовать несколько правовых пространств, ни одно из которых не обладает собственной территорией, ибо «для того, чтобы сложилось правовое пространство, люди важнее, чем территория, но, разумеется, не изолированные индивиды, а люди, связанные между собой и образующие группы». [355]

Именно на этой посылке базируется концепция юридического плюрализма в ее применении к различиям негеографического порядка. Например, в период раннего средневековья сила законов распространялась не на определенную территорию, а на определенную национальность, по причине чего на территории одного и того же государства к разным национальностям применялись разные законы. Русское Уложение 1903 г. также устанавливало, что его действие не распространяется «на деяния, наказуемые по обычаям инородческих племен в пределах, законом установленных» (ст. 5). Речь идет о так называемых инородческих судах для киргизов и кочевых сибирских племен, о мусульманском праве для народов Кавказа и Закавказья ит. д.

Вместе с тем идея юридического плюрализма в ее применении к сфере действия современного национального права все же не может быть оторванной от геополитической почвы, так как речь идет о действии в пространстве закона, принятого и поддерживаемого властью определенного государства. Именно поэтому указанный принцип применяется не по признаку национальности, как полагал Герцензон, [356]а по признаку гражданства (государственной принадлежности), кем бы эти граждане ни были по национальности [357].

По мере того как складывается убеждение в необходимости расширения уголовной компетенции государства за счет преступлений, совершенных за границей, и утверждается персональная юрисдикция государства над своими подданными, значение института экстрадиции многократно возрастает.

В тех случаях, когда преступление совершено за границей, но виновный не вернулся в отечественное государство, возникает вопрос: каким путем обеспечить его физическое присутствие в судебном заседании для осуществления национального принципа? Ведь при том, что номинально у государства, гражданином которого является это лицо, имеются основания для привлечения его к уголовной ответственности, исполнить эти требования закона практически можно далеко не всегда, поскольку в отличие от территориальной юрисдикции, в принципе являющейся полной, личная юрисдикция, как правило, – только предписательная. Сфера же исполнительной юрисдикции всегда уже сферы предписательной, ибо, распространяя правовую власть на своих граждан, находящихся за границей, государство не может, обыкновенно, прибегнуть к мерам принуждения в случае нарушения этими лицами его властно-правовых предписаний до тех пор, пока они не окажутся в пределах его исполнительной юрисдикции.

Исключения допустимы лишь с согласия другого государства, на территории которого указанные лица находятся. Ибо попытки одностороннего изъятия из подсудности того или иного государства всех дел о преступлениях, совершенных на его территории иностранными гражданами, означали бы вмешательство в его внутренние дела. Поэтому осуществление персонального принципа во всем объеме возможно лишь при условии, что гражданин данного государства окажется в сфере его полной юрисдикции. Обеспечению этого условия и служит выдача преступников как проявление международной юридической помощи, позволяющей «использовать уголовную юрисдикцию того государства, которое на момент выявления лица, совершившего преступные деяния, не имеет фактической возможности реализовать его привлечение к уголовной ответственности в соответствии со своим законодательством» [358].

В свою очередь, установление такого рода формы взаимоотношений между государствами предполагает признание каждым из них юрисдикции другого в отношении данного лица.

Дело в том, что одновременное действие двух основных принципов (территориального и гражданства) изначально содержит в себе коллизию, порождающую возможность двойной ответственности, что послужило для некоторых авторов основанием для отрицания национального принципа вообще. [359]Ведь только на первый взгляд установление государством ответственности своих граждан, совершивших преступление за границей, относится исключительно к его внутренней компетенции, но когда дело доходит до того, чтобы заставить другое государство соблюдать установленный таким образом порядок, вопрос переносится в международно-правовую плоскость, коль скоро осуществление юрисдикции одним из этих государств неизбежно затрагивает права и интересы другого.

Такое взаимодействие может рассматриваться каждой стороной по-своему. Одна, руководствуясь своими соображениями, может считать, что данное уголовное правоотношение включено в ее систему социальных связей, а другая, исходя из своих интересов, может полагать, что такое поведение субъекта тяготеет к ее системе.