Глеб Васильев - Стакан

15

На третий день путешествия по заснеженной пустыне Халфмун пожалел, что был так расторопен и не задержался в Мускуландии. Здравый смысл требовал взять хоть что-нибудь съестное, расспросить местных о том, что творится за пределами города, и вообще хоть как-то подготовиться к финальному броску. Теперь же Полулунок брел, в голос ругая себя на чем свет стоит, чтобы перекричать громкое урчание голодного живота.

Халфмун старался держаться выбранного курса, но отсутствие деревьев, холмов, оврагов и любых других ориентиров неимоверно усложняло эту задачу. Спустя пять дней монотонной ходьбы Полулунок наткнулся на цепочку следов, вспоровших снежную гладь, и с ужасом понял, что принадлежат эти следы ему самому. Поддавшись панике, он бросился бежать, задыхаясь и увязая в снегу, и мчался до тех пор, пока окончательно не выбился из сил.

Ноги подкосились, и Халфмун распластался на спине, раскинув руки и уставившись в затянутое ватными облаками небо, сливающееся с подрагивающими облачками его дыхания.

«Что ж, достойный конец. Так мне и надо, – подумал Полулунок. – Бальтазар, Кратис, Трехручка и Селия нашли то, что искали, безо всякого волшебства. А я… выходит, что я искал свою погибель. Далеко же мне пришлось забраться в погоне за смертью. Мог ведь просто взять, да утопиться в Бобровой Заводи. Зато теперь у меня есть все, чтобы раскаяться в собственной глупости. Да-да, Халфмун Полулунок, ты непроходимый самонадеянный глупец, возомнивший себя спасителем мира. Мир предпочел бы умереть со смеху, чем позволить себя спасти такому бестолковому ничтожеству, как ты».

Халфмун закрыл глаза и прислушался к своему сердцу. Оно, как паровой молот колотящееся после изматывающего бега, понемногу замедлялось. Пелена спокойствия и безразличия накрыла Полулунка, унося его сознание из обмякшего тела куда-то вверх, за облака, где оно растворилось в порывах ледяного ветра.

– Папа, папа, смотри, он пришел в себя! – через распахнутые глаза в тело Халфмуна хлынули потоки кипящей боли. Он закричал, но из сведенного судорогой рта не вылетело ни звука.

– Скорее, дай ему смайс, – Полулунок почувствовал, как чьи-то сильные пальцы скользнули под его губы, раздвинули стиснутые челюсти и протолкнули в глотку кусок льда. Халфмун инстинктивно сглотнул и снова провалился в пепельную мглу бесчувствия.

Когда Полулунок открыл глаза в следующий раз, боли не было, и он смог оглядеться. Над его головой темнел скат хижины, сооруженной из ткани и шкур, а впереди виднелись две человеческие фигуры, сидящие у потрескивающего костра.

– Я умер? – прохрипел Халфмун.

– Папа, я же говорила, что он справится! – воскликнул звонкий девичий голос. Фигуры приблизились к Полулунку и склонились над ним.

– Умер чуть меньше, чем полностью, – сфокусировавшись, Халфмун рассмотрел в говорящем человеке седовласого бородатого мужчину, похожего на Гульдара Кнутмоха.

– Ты в крайней стадии истощения, и к тому же обморозил лицо, руки и ноги, – звонкий голосок принадлежал девушке, облик которой удивительно напоминал Полулунку Селию Кардиган.

– Селия? Господин Кнутмох? Что вы здесь… – Халфмун зашелся в приступе кашля.

– Тебе лучше помолчать, пока не наберешься сил, мальчик, – посоветовал мужчина. – Меня зовут Солтис Крост, а эта юная леди – моя дочь Гудрун. Это она нашла тебя и волоком притащила в нашу хижину. О том, кто ты такой, и что забыл в этом суровом краю, расскажешь позже. Не волнуйся, смайс быстро поставит тебя на ноги.

– Смайс – это особенный лед, который встречается только здесь, – сказала Гудрун. – Он очень питателен и лечит любые болезни. Только благодаря смайсу мы с отцом до сих пор живем и зравствуем.

– Это правда. Мы-то к смайсу давно привыкли, но есть у него один серьезный недостаток, – старик вздохнул. – Он туманит голову, заставляет мысли путаться, поэтому обращаться с ним нужно осторожно. Ты назвал меня и мою дочь чужими именами из-за действия смайса. Он часто внушает глазам виденье того, чего на самом деле не существует.

– Ты северный волшебник? – напрягшись, произнес Халфмун.

– Поспи, мальчик, поговорим позже, – сказал Солтис и с головой укрыл Халфмуна одеялом.

Несколько дней Халфмун провел лежа, то просыпаясь, то проваливаясь в глубокий сон. Всякий раз, когда он открывал глаза и начинал стонать от боли, Солтис или Гудрун клали в его рот ярко-оранжевую льдинку, после чего боль утихала, а на смену ей приходила безотчетная радость.

Окрепнув, Полулунок стал ходить вместе с Гудрун на поиски смайса и дров для поддержания огня. Чтобы отыскать достаточно оранжевых ледяных жилок и веток приходилось подолгу копаться в снегу, но Халфмуну это занятье приносило удовольствие. Возвращаясь с добычей к хижине, он и дочь Кроста частенько устраивали игру в снежки, лепили из снежных комьев фигуры людей и животных или просто барахтались в сугробах, беззаботно хохоча. На душе Полулунка было необычайно спокойно и радостно. Ему нравилась смешливая Гудрун и рассудительный Солтис, усталость всякий раз была приятной и сменялась умиротворенным отдыхом в хижине возле уютного очага. По вечерам, когда Гудрун засыпала, Крост и Халфмун вели долгие разговоры. Полулунок рассказывал старику о своих приключениях, а Солтис вспоминал о жизни в Мускуландии.

– Объединенная Конфедерация и среднегорцы… Это же надо, какую чуму люди сами себе придумали, – качал головой Крост. – Я-то думал, что ничего хуже Мускуландии на свете и быть не может.

– Чем же так плоха Мускуландия? Мне показалось, что все люди в ней живут счастливо и богато.

– В том-то и дело, что нет в Мускуландии людей – сплошные механизмы, пустые оболочки, движущиеся и размножающиеся, обрастающие добром и безделушками. Когда родилась Гудрун, я сразу же покинул Мускуландию. Меня в холодный пот бросает при мысли, что она, повзрослев, могла бы стать такой же, как ее мать – самодовольным пустым местом, не интересующимся ничем, кроме новых платьев и украшений. Здесь же, среди простых радостей, она сможет остаться настоящим человеком, а не картинкой. Я всегда хотел жить честно и искренне, пусть и вдали от воспетых удобств.

– А Гудрун, она тоже этого хочет? Может быть, она бы предпочла жить в нормальном доме с мужем, детьми и забавными песиками? – спросил Халфмун.

– Она еще слишком мала, чтобы чего-то хотеть. Я лучше знаю, что хорошо для моей дочери, и в том ее счастье, – отрезал Солтис.

– Скажите честно, вы и есть тот самый волшебник? – сменил тему Полулунок.

– Определенно, я чародей – единственный из мускуландцев сумевший сотворить чудо и разорвать порочный круг бездуховного существования. Для своей дочери я всемогущий и всезнающий волшебник, открывший дивную природу смайса, это так. Но для тебя я просто старый отшельник. Я не могу исполнить твоих желаний, какими бы они ни были.