Глеб Васильев - Стакан

Порывшись в тряпках, сваленных в кучу в углу хижины, старик протянул Полулунку набитый холщевый мешок и прибор с круглым циферблатом и подрагивающей стрелкой.

– В мешке вяленое мясо. Оно осталось с той поры, когда я покинул Мускуландию, – пояснил Крост. – Мясо чуть жестковато, но до сих пор вполне съедобно.

– Я не могу объедать вас, господин Крост, – смутился Халфмун.

– Бери, бери, в трудном пути мясо тебе будет куда полезнее, чем смайс, – Солтис подмигнул Поулулнку, а потом постучал ногтем по циферблату прибора. – Эта штука называется путевод. Без нее ты вообще едва ли сможешь далеко уйти. Видишь стрелку? Она показывает точно на север. Как действует эта магия, я не знаю, но работает путевод отменно. До рождения Гудрун я был капитаном морского парусника, и эта маленькая хитрость не один раз помогала мне вывести корабль на верный курс.

– Спасибо вам, друзья. То, что вы двое сделали для меня, это настоящее волшебство, – Полулунок нежно обнял Гудрун, крепко пожал мозолистую руку старика Солтиса и вышел из хижины.

Двигаясь в направлении, указанном стрелкой путевода, Халфмун старался идти быстро, но не слишком, чтобы не выбиваться из сил. Он припомнил слова старейшины Агриппы Звездоврата, что путь к волшебнику занимает тысячу дней и тысячу ночей, и попытался подсчитать, сколько времени длится его путешествие. Но сколько Полулунок ни силился, никакого приемлемого результата его вычисления не давали. Он даже приблизительно не смог прикинуть, как давно покинул Бобровую Заводь, и месяц ли провел вместе со стариком Кростом и его дочерью, год или несколько лет. На память и математические способности длительное употребление смайса влияло не слишком хорошо. Халфмун на секунду остановился и ощупал собственное лицо. Длинные волосы ниспадали с плеч, губы и подбородок скрывали густые усы и борода, лоб казался бугристым и морщинистым, но никакой ясности хронологии путешествия эти подробности не добавляли. Получалось, что Полулунок с равным успехом мог оказаться возле жилища волшебника через пять минут или через год. Ощущение того, что он идет по дороге, которая одновременно и конечна, и бесконечна, неприятно кольнуло его сознание, но тут же растворилось в морозном воздухе.

Когда от расчетов начала болеть голова, Халфмун заставил себя переключиться. Первая мысль, пришедшая к нему, была о том, как странно устроен этот мир. Кому-то для счастья нужен большой дом и куча детей, а для другого милее всего ветхая лачуга в вечной мерзлоте. И тем и другим Полулунок искренне завидовал, потому как в отличие от них, получивших, к чему стремились, он понятия не имел, найдет ли свое счастье.

«Вот взять, к примеру, Гудрун, – размышлял Полулунок. – Счастлива ли она? Что если бы Гудрун пошла против воли отца, вбила бы себе в голову, что ее судьба переплетена с моей, и увязалась бы за мной дальше на север? Но этого, к счастью, не произошло. Солтис принял за нее все возможные решения, и продолжает их принимать, а Гудрун и не против вовсе. Получается, для кого-то и в том может быть счастье, чтобы подчиняться, идти на поводу старшего, сильного и мудрого, и не брать на себя ответственность ни за что серьезное. Для тех же среднегорцев все просто – режь, сжигай, умри со стальным лезвием в брюхе, и будет тебе счастье. Смерть их заботливый проводник, решающий все те вопросы и проблемы, которые не способен решить владыка. Кратис же нашел такую руководящую силу в Создателе. Для него Создатель – всезнающий заботливый отец, который направляет, утешает и наполняет дела значимостью, одновременно снимая всякую ответственность. Ведь как бы Кратис ни повел себя, что бы с ним ни произошло, он будет верить в то, что именно таков замысел Создателя. Наверное, лучше верить во что-то большое и непостижимое, чем в бессмысленность, пустоту и бескрайнее равнодушие мира. Без веры в Создателя Кратис остался бы один на один с вселенной… в точности как я. Но у меня есть цель, путь, с которого не свернуть.

Со стариком Кростом Гудрун, конечно, повезло, но что будет, когда его не станет? Сможет ли она делать то, что делала – собирать хворост и искать смайс, но уже без наставлений отца? Или Гудрун бросит одинокую хижину и придет в Мускуландию, где ей наверняка будут рады многие мужчины? В какую сторону повернет она свою жизнь, когда ее счастье уже не будет возникать под диктовку родителя? Сумеет ли сохранить счастье, найти новое или скатится к несчастному существованию, не умея принимать решения и отвечать за свой выбор? Надеюсь, старик Крост проживет еще долго, а Гудрун… да, пусть она будет просто счастлива, в чем бы ни было ее счастье. Я же сделаю так, чтобы над ней и всеми людьми в мире не висела угроза гибели от стали и огня среднегорцев или жизни в рабстве Объединенной Конфедерации. В этом и есть мое предназначение и счастье. Или нет?

Что, если для меня важнее продолжать двигаться, чем дойти до конца? Пока я переставляю ноги, мне нет нужды беспокоиться ни о чем, кроме как о том, чтобы за одним шагом следовал второй, за вторым – третий, за ним четвертый и так далее. Если бы я остановился, и голову мою не туманил смайс, какие чудовища набросились бы на меня из мрака бездействия? Тут и гадать нечего. Это были бы призраки той жизни, от которой я сбежал…

Сбежал? Да-да, Халфмун, именно сбежал. Не ври себе. Когда ты ушел из Бобровой Заводи, у тебя не было никакого высокого предназначения или благородной цели. Мальчишеская глупость, самоуверенность, злость и жестокость – этого добра было хоть отбавляй. Ты действительно полагал, что если изменить стакан, то вселенная сразу заиграет красками, а жизнь превратится в мед? Именно так ты и думал, несчастный дурак. Как дикий волчонок ты кусал любую руку, которая пыталась тебя накормить и погладить. Чем ты отплатил отцу и матери за их терпение, любовь и заботу? Черной неблагодарностью и предательством. Да-да, отдать их всех на растерзание диким среднегорцам – это худшее из предательств. Ты наплевал на все, что папа и мама тебе говорили, на все те простые мысли, которыми они делились с тобой. Верил, что в твоих кулаках сила, но был не сильнее щенка-сосунка. Считал, что только ты видишь вещи такими, какие они есть, но был слеп на оба глаза. Думал, что один ты понимаешь, что к чему, но не обладал и подобием мозга. Хорошо же тебе помогли твои мозги, когда ты распинался перед владыкой Закхардом.

А Уния Небосклон, помнишь ее? Она любила тебя таким, каким ты был – глупым, злобным, самовлюбленным, высокомерным, с уродливым стаканом на тупой голове. Любила, дружок, даже не пытайся отрицать это. А ты, балбес, собственными руками вырвал бы сердце, чтобы преподнести его Селии, пожелай она того. Что особенного ты вообще нашел в этой надменной людоедке? Возомнил, что это невероятно романтично – спасти девушку, пройти с ней рука об руку через огонь и воду, а потом взять в жены, как заслуженный боевой трофей? Ты предал Унию и ее любовь, вот что.