Женя Гранжи - Бестолочь

Монотонным и серым узлом

Монотонный и серый прохожий.

Куда захочешь – туда паришь.

Прямо из палаты хохочущей больницы.

– Куда летим?

– Березники-Париж!

– Как угодно! Хоть Монако-Ницца!

Граждане, внимание!

Начинается абрикосомания!

Вжал до ста –

Пожалуйста!

I

Молодых людей приговорили

к смерти.

Ох, лопаты радуются

и траншеи!

Веселей! Скорей длину верёвки

смерьте!

Веселится виселица

новым шеям!

Опухли от слёз девицы,

Казнённых мятежников жёны.

Примерно им лет по тридцать.

Супруги глазами прожжённый,

Мятежник затих и умер…

Узлами для храма свечи.

Темнеет уже и сумер-

ки душат петлёю вечер.

И в сумерках видится, будто

У виселиц форма креста.

А в главной петле – не то Будда,

Не то кто-то вроде Христа.

Лицо его цвета сливы.

Красиво висит. Счастливый.

Судья же, отдав приказанье: «Повесьте!» -

Уселся за праздничный стол.

И выпил за жизнь и здоровье по двести,

И за правосудие – сто.

Жалкое зрелище.

Какая досада!

Спивается идеал

Маркиза де Сада!

Не каждую дверь открывать!

Не сметь ослаблять свои вожжи!

А в доме судьи уползла под кровать

Любовь.

Но об этом – позже.

«Слишком уж много в нём было сарказма!»

Такой для убийства мотив

Очень нервирует, как при оргазме

Порвавшийся презерватив.

Кулак молодого свинцонка гораздо

Здоровей, тяжелей и красивей, чем висмут.

Тела молодые бороться горазды,

Налепив на глаза треугольную призму.

Чувствуешь запах сгоревшей

проводки

В самой глубине всеобъемлющей глотки?

Однажды, после обеда,

Судью спросят, дедушку, внуки:

«Что делал ты в жизни, деда?

Что главное в жизни? Ну-ка!»

И дед перед смертью даже

Им без сожаленья скажет:

«Перевешал людей больше ста я.

Но ни в первый раз… даже ни в сотый,

Человече-пчелиная стая

Не рвалась защищать свои соты.»

Исскрипелся подиума паркет,

Модельеры новую придумали шалость –

В моде – носить на голове пакет,

И, желательно, чтоб при этом не дышалось.

Нет, я не философ!

Не Розанов, не Лосев!

Но я увидел, вдруг, такое,

На что смотреть довольно сложно –

В больницах нет свободных коек,

И всем диагноз ставят ложный.

Подождём пока всех перевесят

За врачей палачи. Ну, уважим!

Могут в день – пятерых, могут десять.

Я увидел, как спрятался даже

Человек джентельменской стати

За стеной трёхэтажного мата –

Смерть приходит всегда не кстати,

Как повестка из военкомата.

Кто пил вино, икру жевал,

Тот вряд ли знает слово «язва».

К двери подходит в кружевах:

«Кто там?.. Ах, смерть?.. Тебя не я звал.

Какой вопрос ещё возник?

Пора уж голову на плаху?!

Не лучше ль вместо сей возни

Тебе отсюда сгинуть на хуй?!»

И смерть, набравшись свежих сил,

Пошла работать по заказу –

Её как раз прийти просил

Один бедняк, больной проказой.

Зачем судьба вот так капризна?..

…Традиционное молчанье.

И свадьба – по свободе тризна,

И смерть – с бессмертием венчанье …

…Угробят в России

Второго мессию…

II

Обновить блокноты и тетради…

Чего ради?

Упиваясь восторгом,

Крутить результаты,

Перелистывать даты,

И, смущая вас торгом,

Извиняться, что датый,

Да, к тому же, не при параде –

Чего ради?

Словно стал ни на что не гожий,

Чувствуя, крыша как в истоме вспотела.

Лихорадка – рука по коже,

Запах испарины изящного тела.

Почему после танца ухОдите?..

Вам приглянулись рожи те?..

Как вы можете!

Куда вы уходите? Стойте!!!

Я знаю – вы большего стоите!!

Любезная, для вас – фуршет,

К столику прошу.

За вами тянется уже

Заинтересованности парашют.

Наитипичнейший ответ :

«НЕТ!

Я не лампочка вам мерцать!

Вы пьяны! И развязны вы, сударь!..

Я пойду разбивать сердца,

Раз уж вы перебили посуду!

Вы агрессивны, к тому же!

Я не мечтала о таком муже!»

Неужели это не сон?

Всё равно… не все они – стервы…

Живей! Поторопись, garson –

Бутылку водки и консервы!

Я

И не я…

Кто же из нас хамелеон –

Я или он?

Меняем цвет кожи!..

На что похоже?

Музыку!

Не важно, punk или disco!

Не важно, stereo или mono!

Официант! Не надо «Whiskey», -

Чай с сахаром и лимоном,

И отбумажить поугрожай.

Зелёный цвет – теперь жёлтый.

И, сгнивший с утра нутра урожай,

Улыбнувшись, сказал: «Пошёл ты».

И сгинул. И сгнил. И пора бы.

Пора бы всё старое рушить –

Хлеб-масло теперь, а не крабы.

Картошка теперь, а не груши.

Ликёров и вин не текут изо рта

Диковинные сорта.

Гордости и страха посередь

Разнузданность тянет костлявые пакли.

Прекрасный день для того, чтобы умереть,

Не так ли?

Время не все раны лечит.

Я не Атлант и не мозолю плечи.

Внутри меня подавите восстание,

Восседающая в тронном зале!

Я безумно!..

Безумно люблю вас, Таня…

Что бы сейчас вы мне ни сказали.

Чудовищный голод.

Я был бы вашей свитой,

Когда бы не холод

И не дырявый свитер.

Кто-то отдавил нам ноги.

Грязь оставил и не слизал.

Не хватает любви на многих,

Одна на всех случайная слеза.

Не буду торопиться, вылезая из логова,

Хотя вы обо мне не знаете ещё очень многого.

Я найден вовсе не в капусте…

А если всё гораздо проще?..

А если мой роддом, допустим,

Марихуановая роща?

Почвой кирпичная стала «Стена».

Воздухом – «Requiem» и «Баркарола».

Слушая это, от счастья стенал

Я, одинокий поэт рок-н-ролла.

Кто-то отдавил нам ноги,

Оставил след подошвы на пороге.

Свою воду в нашей ступе потолок,

Плюнул в окно и вышел в потолок.

Советую с высоты полёта птицы –

Мусор м Е сти мест И не торопиться.

В чём ваш смысл?

Теперь понять суть бы

Любви вашей неуверенной.

Её ударной пятилетки.

По-разному сложились оловянные судьбы

Блуждающего сперматозоида

И одинокой яйцеклетки.

Бывает же… приснится

Не окровавленная десница!..

Хотелось бы узнать, за что

Мои окна остались без штор!

Ударило в нос пропановое волокно.

Подошёл к окну – а под окном –

В грязи, после ненастья

Поруганная Настя…

Рваное голенище…

Полуголый нищий…

Что я вам сделал? ЗА ЧТО

МОИ ОКНА ЛИШИЛИ ШТОР?!

III

С чувством, достоинством, гордо

Пятитонная морда

Кондуктора провозгласила:

«За проезд оплотим!»

Разбуженные голоса силой,

Килограммы человечьей плоти

Оживлённо забрякали деньгами.

Жаль их – ведь бесятся не с жиру –

От ежедневной трамвайной моногамии

Олюциферившие пассажиры.

Раскованы уже кондукторские бредни.

Залезь в трамвайный космос – я же лезу,