Константин Малахов - Молния среди леса

Приплыл как-то в эти лесные края: новая власть не забывала про природные богатства, присылая к ним своих людей. Край к новичкам суровый, без врача никак. Костомарову было все равно куда, очерствевшая душа утратила чувство привязанности к чему-либо. Но лес не прощает безразличности и решил проверить своего нового гостя. Однажды доктор решил поискать уединения в чаще. Была зима, густые рощи выглядели декорациями из сказок. Самоуверенность и безразличие оказались гремучей смесью: вечером Корней Аристархович вышел на местное озеро и беспечно зашагал по его берегу. В каком-то месте из-под берега бил родник и лед был тонок. Вода по пояс проглотила человека, но что еще хуже – была сильно вывихнута ступня. Пока Костомаров выбрался, пока дополз кое-как до лагеря по лютому холоду, случилось непоправимое – ноги были обморожены, начиналось омертвение тканей. Возможно, где-то в хорошо оборудованной больнице, опытный врач и смог бы спасти конечности, но в этом медвежьем углу Костомаров сам был единственным врачом. И в этот момент его холодное безразличие пришло на пользу: он объяснил рабочему, как и в каком месте нужно пилить, сам наложил жгуты, принял наркоз и отключился.

Восстановление было тяжелым как физически, так и морально. Благодарные пациенты, местные работяги, помогали как могли: едой, уходом. Предложили уехать обратно в Питер или куда-то еще, да только никто там не ждал калеку, который в те годы стал бы жуткой обузой. Письмо, однако, руководству написали – нужен же был новый врач. Начальство предложило Костомарову преподавание. Не согласился, не чувствовал в себе такого настроения, а внушать своим видом плохой настрой студентам не хотел. И тут помогли ему вылеченные им люди. Отвезли в глухую деревеньку Чернолесье, такая что и на карте с трудом сыщешь. Договорились за жилье, отдали сумку с инструментами и медикаментами, начальству обещали сообщить что сгинул где-то в лесу, не выдержал тяжести инвалидства.

– Честно говоря, мне просто не хотелось умирать где-то под деревом. Лучше уж в каком-то доме, пускай даже наложить на себя руки. Аристократическое воспитание, что тут скажешь, – доктор вернул уровень жидкости в стаканах на начальную отметку. – Но вот привезли сюда, в эту самую избу, дали поесть, молитву даже кажется читал кто-то… Если честно смутновато помню эти периоды. И вот как-то сижу я возле окна, весь пораженный меланхолией – даже не понимаю, на что я там смотрю – ко мне из этого окна обращаются. Женщина, вся платках, бубнит что-то. До слуха долетает только слово «врачеватель». Замечаю возле этой дамы маленькую девочку и взгляд сам выхватывает знакомые приметы, правильнее говоря – симптомы. Зеленоватая кожа, испарина на лбу, стоит покачиваясь. Расспрашиваю, убеждаюсь в правоте – отравление. Порылся в своем саквояже – а набор у меня за годы государственной службы был на все случаи жизни – сделал девочке промывание. Мамаше дал указания как плавно вернуть ее к режиму питания, – Костомаров замолчал, глядя куда-то сквозь меня, словно смотря, что там дальше идет в воспоминаниях.

– Этот случай сделал вас известным?

– Да, друг мой. В таких краях, замолвленное словечко работает не хуже статьи в «Вечернем Петербурге». Но самое главное, – доктор наклонился ко мне поближе, – в момент, когда я отпустил мамашу с дочкой восвояси, я словно ожил! Разом пропала меланхолия, заструилась энергия по всему телу. Может, этот прием всколыхнул какие-то мои старые воспоминания, когда я еще принимал у себя на Басманной.

Корней Аристархович вернулся обратно, прислонившись спиной к стене. Взял вилкой кусочек мяса:

– Я осознал, что очень в этом нуждаюсь. Может, звучит напыщенно – но призвание есть призвание. Люд потянулся ко мне. С какой благодарностью я вспоминал некоторых своих преподавателей, людей старой школы, которые не открещивались от народной медицины, а лишь объясняли некоторые ее эффекты с научной точки зрения. Кроме того, у меня всегда была тяга к фармацевтике, многоумный папенька правда убедил, что лучше получить практическую специализацию, а знание химии будет огромным дополнением. В лесу нашлось почти все что необходимо, для приготовления отваров, мазей, капель. Было чем заняться. Профессия не дала мне умереть от голода. Местный столяр сделал мне вот эти замечательные ноги. Другого умелого пациента я попросил помочь мне с лабораторной оснасткой.

Увидев мой удивленный взгляд, усмехнулся:

– Я вам ее покажу чуть попозже. Одни помогали мне с приготовлением пищи, другие – с заготовкой дров. Я и сам конечно сиднем не сидел. Старался справляться. Какова ирония – будучи здоровым, я был довольно ленив.

– Вы не боитесь ходить в лес один? Там и так нелегко двигаться, а вам… – я запнулся, стараясь обойти острый угол инвалидности в беседе.

– Тут немножко другое дело, Митт, – мужчина снял свою куртку и повесил на битый в стену гвоздь. Я последовал его примеру, и мы снова выпили. – Урожденный местными лесами человек конечно немного сведущ в различных растениях и их воздействия на организм. Эдакая базовая деревенская фармакология, вроде отваров ромашки от живота и клюква от простуды. Я же вооружен немного более обширными понятиями и технологиями. Что сварить, что процедить, а что настоять. Сумел достать еще несколько книг. Учиться никогда не поздно, вы уж поверьте. Пока что я владею преимуществом – своими знаниями. Местные жители были конечно не образованы, но не дурны. Ходи со мной кто-то из них – обязательно бы заприметил, что и когда я собираю, а это уже немало. Я и так внутренние ставни там, – махнул рукой на закрытую дверь, – сделал, чтоб не подглядывали, при лампе работаю.

Вот в этом году уже десять лет будет, моему пребыванию в этом чудном месте. Оживленностью здешние улицы, точнее сказать, улица, Невский проспект никогда не напоминала, но народа было поболее, еще даже до революции. Верующие, скрывающиеся от погромов. Даже старообрядцы были, если не ошибаюсь. Крестьяне, которых тоже можно отнести к категории верующих, ищущие тихое место, чтобы работать на себя. Хотя название имеется, председателя кто-то же выбирал, но о нем, о Чернолесье, скорее знают как о полнейшем отшибе, эдаком островке отшельников, если позволите такой оксюморон. Не смотрите, что изб совсем мало. Многие старались селиться уединенно, где-то в лесу, не на виду в общем. Кто уехал или помер – избу разбирали. Не все приживались. Кого сманили заработками на нефтяных промыслах, которые тут недалеко. Кто детей в города отправил. Новая система начала понемногу затягивать собой пространство, даже сюда долетали слухи о городах и заводах. Но была и еще одна причина.

Я почувствовал, что мы наконец добрались до самых интересных для меня фактов. Записывать? «Нет», – ответило расслабленное застольем сознание и заблокировало управление моими конечностями. – «Запомнишь основное, потом запишем все своими словами». Костомаров же напротив, немного оживился, тема явно была ему не безынтересна: