Константин Малахов - Молния среди леса

– Хорошо у вас, тепло, – продолжал Корней Аристархович. – Никак с утра дровишек нарубили?

Председатель замялся с ответом, лицом к нам так и не повернулся, но все-таки сказал:

– Да я Денис Егорыча встретил. Он мне показал, где чурбачки есть хорошие. Говорит кто-то видно заготавливал да не забрал. Ну вот я и перетаскал потихоньку.

– Понятно, понятно, – закивал Костомаров. – А мы вот с Миттом пришли узнать, как вы и что. Такие события просто так не проходят, поверьте мне.

– Отошел уже спасибо, спасибо, – наконец-то повернулся к нам Игнат Никитович. – Э, да и не такое видали. Очерствела душа, вот теперь так просто не пропадет, как сухарь хороший, который долго лежит, не то что белый хлеб.

– Ну и славно, Игнат Никитыч, рад за вас. Ну мы тогда пойдем, – и док развернувшись пошел из избы, кинув на меня короткий взгляд.

Я рассеяно кивнул председателю и последовал за моим русским товарищем. Тот уверенно двигался, пока не отошел на несколько десятков метров.

– Думаю здесь мы можем спокойно поговорить, – доктор остановился и снова заговорил на своем аристократическом. – Я считаю, стоит обсудить поведение нашего уважаемого председателя.

– Док, вы довольно лихо расспросили Игната Никитовича, я бы так не смог. Мне и самому его поведение показалось не то чтобы странным, но неестественным. Он словно притворялся.

– Вот именно, Митт, вот именно. Он конечно не молод, но меланхолией и самоуничижением не страдает. Но почему-то пытался показаться нам именно таким.

– Божий одуванчик! – неожиданно вырвалось у меня.

Корней Аристархович удивленно смотрел на меня и губы его растянулись в улыбке:

– Именно так. Лучше и не скажешь, право слово. Но Вы ведь обратили внимание на упоминание о Звереве?

Я кивнул:

– Думаете он соврал?

– Может и нет, но с чего Звереву проявлять доброту?

– Может стало жалко старика?

– Возможно, но если приложить к этому факту напряженное поведение Игната Никитовича, то выходит какая-то недомолвка. Что-то здесь не так.

Звучало убедительно.

– Предлагаете поговорить еще и со Зверевым?

Доктор вздохнул:

– Поговорить нетрудно, а вот вызвать на хороший на разговор – непросто. Егерь наш имеет отторжение к душевным беседам.

– И как же быть?

В эту секунду невероятно ярко блеснула молния, заставив нас зажмурится и поднять руки к глазам. Грома не было слышно. Мы переглянулись друг с другом. О обоих вертелись какие-то слова, но они так и остались в форме мыслей.

– Нам нужно убедиться, что охотник наш чист. В смысле не занимается чем-то необычным для своей профессии и местного жителя, – Костомаров внимательно на меня посмотрел. – А здесь есть два важных момента. И можно эти моменты прояснить за один раз.

– Одним выстрелом? – усмехнулся я.

Док еле заметно улыбнулся и сказал:

– Вам нужно попасть в дом к Звереву, где помимо осмотра сможете еще и пообщаться с его дочерью. Чем Вам не дуплет?

Я так и застыл с приоткрытым ртом. Мне придется одному заглянуть в дом к самому опасному здесь мужчине, причём в том, момент, когда там будет только его юная дочь. А еще говорят, что писатели, в своих романах, специально сочиняют необдуманно опасные ситуации .

Наш с доктором план был и прост, и сложен одновременно. Как все наши планы. Я иду к лесному жилищу Зверева. В этот момент Корней Аристархович пытается как можно дольше удержать егеря в деревне. Каким образом – проблема дока, но в нем я не сомневаюсь. Под видом чокнутого туриста (Костомаров советовал назваться геологом, сказал, что так почему-то реалистичнее) я стучусь к живущей там дочери и напрашиваюсь в дом, где уже действую по обстановке. В идеале будет уйти до прибытия грозного хозяина, но если так не получится, то использую ту же версию: бродил по лесам и вот, случайно, наткнулся. Откуда же мне знать, дорогой Денис Егорович, что вы тут живете, да еще и с дочерью. Добрее от этого Зверев не станет. Я же надеялся на свой образ чудаковатого американца, каким я и являюсь, которого егерь уже знает и не сочтет опасным.

Я снова шел по импровизированной карте и уверял себя, что окружение уже знакомое и маршрут правильный.

Лес расступился предо мною. Хорошая фраза для очерка в альманах. Домик все также живописно стоял между деревьями, словно на открытке с видами леса. Уже перед входной дверью меня охватил мандраж, то ли от предстоящей встречи с девушкой, то ли от опаски заходить в тайное место сурового русского охотника. Я аккуратно постучал в дверь из массивных дубовых досок. Никакой реакции. Сердце сильно заколотилось. Снова постучал и никто не торопился открывать. Я растеряно шагнул назад, продолжая смотреть на дверь, словно оттуда мог кто-то выскочить. Так и оставшись, как пишут в русских сказках, к лесу задом, я все отдалялся от дома, но тут в окне что-то мелькнуло. Боится открыть? Ну конечно же! Девушка прожила столько лет в одиночестве, не считая отца, а тут вдруг гости. Да еще в кожаной куртке, будь она проклята. Я подошел к окну, аккуратно побарабанил по стеклу и крикнул:

– Извините пожалуйста! Есть кто дома? Я заблудился, хожу по лесу, ноги уже отваливаются. Не откажите в помощи, прошу вас!

Снова шорох.

– Я не разбойник. Я геолог, прошу Вас, милая девушка, поверьте!

Разбойник. Надо же было такое придумать, словно из сказки. Еще и про девушку ляпнул!

Но за стеклом постепенно проявилось симпатичное лицо, с выражением совсем не страха, а любопытства. В душе я надеялся, что она наверняка давно не видела хороших собой парней вроде меня, а не просто рассматривала мужскую особь как нового забавного зверька в лесу. Правда таким остроумным я был только в мыслях, на деле же стоял и глазел на нее. Прекрасное видение исчезло внутри дома. Спустя пару мгновений лязгнул засов и с робким скрипом отворилась входная дверь. Я поспешил туда и уже перед самым входом взъерошил себе волосы – так, мне казалось, я буду выглядеть более похожим на лесного ученого-романтика, чем на…начинающего автора и тоже романтика.

Толстая дверь была лишь приоткрыта и в щели виднелась полоса милого девичьего лица, словно это была картина с таким особым приемом изображения. Ведь приучили же импрессионисты рисовать, а затем и фотографировать не только портреты или ростовые картины, но и обрезать по пояс, или чаще по грудь, что выделяло объект гораздо сильнее. Первый вопрос возникший в голове – девушка, а взрослые дома есть? Спохватившись, я подумал, что такая фраза может закрыть вход и саму девушку на неоткрываемый засов.

– Вы извините меня, девушка, послали вот с вышки в деревню, сходи говорят, Митя, прикупи еды деревенской, тут недалеко. А я видимо заблудился. Увидел вашу избу – ну думаю, слава Богу – пришел. Но это не очень похоже на деревню, – я обвел взглядом окружающий лес.