Анатолий Курчаткин - Через Москву проездом

– Стоят, – сказал он, слезая с подоконника, и почувствовал, что рот ему растягивает в счастливой довольной ухмылке. – Не соврал Храпун-то. Сейчас повезут.

День выпал серый, холодный, сыпал дождь – в воздухе, казалось, была развешана застиранная мокрая марля. Стекла в автобусе изнутри запотели. Володька протер рукавом шинели участок окна возле себя – оно заблестело, но снаружи по нему шлепали и текли вниз капли, и улица была видна сквозь зыбкий глянцевитый туман.

Автобус тронулся.

– Мы отправляемся с вами в путешествие по Москве революционной, – сказала в микрофон молодая женщина на переднем сиденье. Она была похожа на учительницу Майю Константиновну, только волосы у нее были не зачесаны гладко со лба, а вообще не причесаны, распущены по плечам. – Мы побываем у Кремля, и я вам расскажу о его штурме в семнадцатом году, мы побываем на Советской площади перед зданием Моссовета, на площади Восстания, в музее Красной Пресни…

Автобус, тяжело и мерно работая мотором, мчал по воскресным улицам. Володька, прилипнув к окну, напрягал зрение, вглядываясь в то, что за окном, и было все это разочаровывающе. Он впервые ехал по Москве не на метро, впервые видел ее так много, и она была не такая, какой он себе ее представлял. Там у себя в селе она представлялась сплошь из высотных, многоэтажных, белых, похожих на гигантские паруса домов, а тут тянулись и тянулись целые улицы каких-то двух-, трех– и даже одноэтажных домишек, какие-то заборы, пустыри, какие-то приплюснутые к земле торговые лавки.

– А теперь посмотрите. А теперь пройдемте. А теперь снова зайдем в автобус и поедем дальше, – говорила девушка. Володька смотрел, шел и снова садился, и все это было в его сознании не Москвой, а просто домом, просто площадью, просто улицей. Из села чудилось, что в Москве все как-то не так, все по-особому, он не мог бы объяснить, как это – по-особому, но вот по-особому, да и все, вроде как каждый дом, каждая улица, каждое дерево должны были говорить своим видом: я – Москва; а тут все было по-обычному. Ну, город, конечно…

Потом, когда автобус повернул обратно в общежитие, он сошел у метро и поехал к братану.

С тех пор как Генка свел его в училище и помог оформить документы, Володька его больше не видел. В тот день, когда приехал, ему казалось, что теперь они станут с Генкой видеться каждый день, жить как быодной жизнью, но выяснилось, что от Измайлова, где стояло общежитие, ехать до Генки чуть не полтора часа, да начались занятия, да собрания, да субботники, да в школу начал ходить – так за две эти недели дальше трех своих ближайших улиц никуда и не выбирался.

Дверь Володьке открыл сам Генка.

– А-а, – сказал он, стоя на пороге и почесывая почему-то, словно бы в раздумье, за ухом. – Володька! Привет… – И отступил в сторону. – Ну, проходи. Лизка! – крикнул он в комнату, дверь в которую была тут же, в шаге от них. – Иди знакомься, братан мой прикатил.

Девушка, вышедшая в прихожую, была в пальто, и только тут Володька заметил, что и Генка в уличной куртке из кожзаменителя.

– Привет, – сказала девушка. – Вот, значит, и знакомы. А то в тот раз я на работе была…

– 3драсьте, ага, – сказал Володька, тряся головой и улыбаясь. – А вы че… идете куда, че ли?

– Да вот… – снова почесал за ухом Генка. – Мы вообще, понимаешь, в кино, билеты куплены…

– О-ой, я слышу, кто-то пришел! – громко сказали с кухни, и оттуда вышла, вытирая руки о фартук, Генкина теща, с которой Володька был уже знаком.

– 3драсьте, теть Маш, – снова потряс он головой. – Это я. На экскурсию нас возили. А Генка с Лизкой че, в кино, да? – словно не поверил братану, сказал он зачем-то.

Теща сняла фартук и повесила на ручку кухонной двери.

– Так мы все в кино. Гена вон билеты принес. А ты что же без звонка-то. Телефон-то наш на что у тебя? Вот ушли бы сейчас – так и вообще не застал бы.

– Да, Володька… ты звони, – отводя глаза в сторону, пробормотал Генка. – Мало ли что… это не в селе у нас. Ну что… Ну что будем делать? – посмотрел он на жену.

– Может, Володя с нами в кино пойдет? – предложила она. – Очень, Володя, интересный фильм, мы так на него собирались. Генка сегодня утром час в очереди отстоял.

– Дак а мне че… пойдем, – согласился Володька.

Но вообще ему хотелось есть, и когда ехал сюда, то надеялся, что как раз угодит к обеду. Утром он в столовку не ходил, отсыпался, и сейчас живот у него подводило.

Ну, там в буфете чего куплю, решил он. Раз всей группой они уже ходили в кино, и он знал, что там бывают буфеты.

По-прежнему на улице моросил дождь, было серо и неуютно.

– Ну чего, – сказал Генка, когда они уже стояли на автобусной остановке, – в школу записался?

– 3аписался. – Володька был без кепки, и волосы ему здорово намочило. Онпровел по ним рукой и стряхнул воду вниз. – Хожу уже. Все путем.

– Ну вот, хорошо, – сказала Генкина жена. – А ты еще думал там у себя – ехать, не ехать.

– Тоскливо че-то, – пробормотал Володька. – Я думал, в Москву приеду – весело как-то будет.

Все засмеялись: и Генка, и жена его, и теща. Теща мотала из стороны в сторону головой в жестком болоньевом платке и держалась рукой за грудь.

– Это как это так… весело? – спросила она.

– Ну как – как… Весело. Че еще. Не знаю.

– А как тут, в Москве? – спросила Генкина жена.

– Тут-то? – переспросил зачем-то Володька. – А обычно. Только народу много. Да все толкаются. Да бегут. Че спросишь, а тебе – «не знаю», «не знаю». На пожар бежит, че ли…

Все опять засмеялись, и Генка, разведя руками, сказал – что уже говорил Володьке тогда, в отпуске:

– Нет, Володька… Москва есть Москва, что говорить. Погоди, обживешься – поймешь.

Подошел автобус, привезя на колесах прозрачные водяные крылья, опавшие, когда он встал, все забрались в него, и ехать оказалось недолго, три или четыре остановки.

У кинотеатра, несмотря на дождь, вихрилась толпа.

– Че это они? – показал на толпу Володька.

– А то, что не достанем мы билетика, – кусая губы, заоглядывался по сторонам Генка.

– Да, едва ли… – протянула теща.

Они с Лизкой зашли в кинотеатр, а Володька с Генкой пробегали перед входом до самых звонков – несколько раз билеты с рук продавали, но им не повезло.

– Ге-ен! – позвала братана, высунувшись из двери, жена. – Ну так ты зайдешь, может, уже начинается. Что ж делать, раз не достали.

Генка, виновато улыбаясь, посмотрел на Володьку.

– Ну что, Володьк… видишь, как без звонка-то. Если б я один шел… понимаешь… А то, видишь, и теща тоже… Ну что, ну давай… ты приезжай, только звони сначала…

Он скрылся за стеклянной дверью, и Володька остался один. В животе резало от голода. Володька побрел по тротуару, смотря вывески, и вскоре выбрел на продовольственный магазин. Там он купил двести граммов печенья и, пристроившись на широком каменном подоконнике за неработавшей кассой, стал есть. На обед в столовую он уже не успевал тоже.