Инга Кондратьева - Девятая квартира в антресолях

Вот такой разговор. Конечно, все женщины так глупы и эгоцентричны! Все! Все? А Лиза, спросите вы? Лиза действительно была светлым пятном во всей этой тьме женского коварства. Но ведь это же так временно. Пока она еще только вылетела из-за парты и не почуяла своей скрытой силы. Вот сейчас бы ее и поймать, не дать распуститься. Сделать женой, посадить где-нибудь в ее любимой усадьбе за белым роялем, а самому вести жизнь городскую, светскую. Такую спутницу не стыдно и показать в обществе – прилично образована, играет на фортепиано, вхожа в лучшие семьи. Пусть и два, да даже три раза в год ее придется вывозить в люди. Зато, какая свобода все остальное время, финансовая прежде всего. Правда там имеется бдительный родитель. Ну, так увезти ее за границу после венчания! Поселить на съемной квартирке, а самому вообще не знать там никаких ограничений. Глупа? При всей своей образованности, конечно да.

Сергей вообще считал ученость и ум понятиями не обязательно совместимыми. Вот он – не учился после гимназии ни дня, но ведь не отнять ни дарования, ни явного превосходства над многими, хотя бы над теми, что топчутся вокруг той же Варвары… А она и рада! Да. Все бабы глупы. Его сестра глупа, хотя вдобавок хитра и беспардонна, Варвара глупа и похотлива, Лиза – глупа своей «чистой душой». Как она сегодня дергалась при каждом Татьянином выпаде. А уж окончание прогулки – вообще ни в какие ворота не лезет! Хоть бы с ней всё обошлось. А если с последствиями, то пусть с Татьяной связывают это ее «приключение», но не с ним. Ни в коем случае никого не посылать и о здоровье не справляться! А то запомнят. Это он днем сгоряча пообещал, не подумав. Лучше всего просто забыть эту мелкую неприятность, а после сделать вид, что ничего и не было. Тем более, что адреса-то они не знают, вспомнил он только сейчас. Отлично! Само так вышло.

***

Доктор уехал, успокоив домашних тем, что никаких признаков холеры он у Лизы не обнаружил. Рекомендовал теплое питье и денька два полежать, да понаблюдать – мало ли что проявится. Вдобавок к его словам, Лиза уверяла, что к самому баку они даже не прикасались. Ей стало уже значительно лучше, чему способствовали то ли капельки, прописанные доктором, то ли травки, заваренные Егоровной, то ли сознание того, какое всеобщее беспокойство было вызвано последствиями ее сегодняшней прогулки. Лизе было еще немного стыдно того, что взрослый посторонний мужчина видел ее в неподобающем виде, но ее сильно клонило в сон, и все произошедшее стало как будто отходить куда-то вдаль и затянулось сейчас полупрозрачной пеленой. Егоровна сушила в кухне почищенный пиджак, а Полетаев и Борцов, который после доктора ездил еще и к аптекарю, наконец-то спокойно пили чай.

– Ну, вроде всё обошлось, слава Богу, – Лева прислушивался к звукам в коридоре.

– Вы нас так сегодня выручили, Лев Александрович, мы так Вам благодарны, – старик Полетаев повторял это уже в сотый раз.

– Прекратите, Андрей Григорьевич, вы ж знаете, что я ничего особенного не делал, – Лева смущался от слов Полетаева. – Главное, чтобы с Лизой все было хорошо. А как Вы думаете, она еще не заснула, я смогу с ней попрощаться?

– Вы уже собираетесь уходить?

– Конечно. Пора. Надо всем вам дать отдохнуть. Да и мне завтра с утра на службу.

– Загляните к ней. Я, думаю, она не заснет, не попрощавшись с Вами.

Лева постучал и после тихого разрешения вошел в Лизину комнату.

– Вот, Лиза, – бегло осмотрелся Лева, чувствуя себя не в своей тарелке. – Теперь я буду иметь представление о том, как Вы живете. Вам лучше?

– Гораздо лучше, Лев Александрович.

– Я зашел попрощаться.

– До свидания, и еще раз спасибо. И, простите меня, пожалуйста.

– Да за что же, Лиза?

– Ну, за все. Видите, как оказалось, я не все и помню, – слабо улыбнулась она.

– Прошу Вас не беспокоиться по пустякам, все было очень пристойно.

– А там? – Лиза, видимо, долго собиралась с силами спросить что-то важное. – А он меня такую видел?

– Он? – не сразу понял Лева. – А! Брат подруги Вашей? Он Вас помогал пересадить ко мне в пролетку, до этого поддерживал Вас, переживал. Обещал к вечеру прислать кого-нибудь справиться о Вашем состоянии. Сестра его, как я понял, тоже пострадала.

– Переживал? Поддерживал? – Лиза снова покраснела.

– Да, уж. Мы сегодня все за Вас переживали. Так что выздоравливайте, Лиза. Я пойду.

Когда дверь за Борцовым закрылась, Лизе, видимо пришла какая-то мысль в голову. «Да как же он пришлет справиться? Он же не знает моего адреса!» – думала она, засыпая.

А утром от вчерашней болячки не осталось и следа. То ли волшебные снадобья подействовали, то ли молодой организм не желал долго пребывать в болезни, но Лиза чувствовала себя прекрасно. Егоровна и слышать не хотела о том, чтобы разрешить Лизе встать из кровати и держала ее там до обеда. За столом она силком заставила Лизу выпить чашку бульона, а потом сжалилась и позволила сидеть в кресле у окна. Лиза смотрела на пустующий двор, на голую клумбу посреди него, и к ней снова стал возвращаться стыд за вчерашние приключения. Во-первых, подняла на ноги весь дом, потом оторвала от работы занятого человека, и все это, когда у самой полно важных дел – и цветы, вон, не посажены, и папино выступление не отпечатано. А ведь сегодня четверг! Ох, как совестно! Да еще эти ужасные минуты в переулке и в результате – испачканный пиджак Льва Александровича. Позор!

Стыд укоренялся в душе, пускал длинные ветки молчаливых размышлений и делал душевное пространство Лизы непролазной чащей. Если бы можно было чем-то отвлечь себя, занять делом, чувствовать свою нужность или хотя бы полезность. Она хотела было прямо сейчас приступить к своим секретарским обязанностям, но Егоровна, заметив, что Лиза направляется в кабинет отца, пригрозила запереть его на ключ. Пришлось послушаться.

Следующий день стал просто невыносим Лизе от вынужденного безделья. Папа снова уехал на Выставку, а Лиза промаялась до обеда, а потом решительно пошла в свою комнату, переодеваться. Результатом вынужденной диеты стало то, что на Лизе застегнулось прошлогоднее летнее платьице. Очень нежное и милое, почти детское. К платью нужен был какой-то совсем простой головной убор, и Лиза надела соломенную шляпку, украшенную полевыми цветами – васильками, ромашками и одним ярким маком. Шляпу звали «Прогулочная». Егоровна, увидев одетую для гулянья Лизу, встала, раскинув руки в дверном проеме:

– Не пущу!

– Няня, ну прекрати! Я же не арестант. Я тебе обещаю, что ничего в городе есть и пить никогда больше не стану. Только если с папой.

– Куда собралась? Одна?! Мало тебе? – Егоровна стояла как стражник на воротах осажденного города.

– Егоровна, ну все равно же когда-то придется привыкать ездить и одной. Ну, а когда папа в Луговое уедет? Прикажешь мне под домашним арестом сидеть? Я уже взрослая теперь. Привыкай.