Инга Кондратьева - Девятая квартира в антресолях

– Да ну тебя, Савва, ты все перевернешь вечно с ног на голову, – отмахнулся Лева. – Я за нее просто волнуюсь. В тот раз после их прогулки с ней черт знает что случилось, еле до дома довез, Андрея Григорьевича напугали, и Егоровну эту их замечательную. Вот и думаю теперь – обошлось ли все вчера?

– А вчера-то что было? – спросила Феврония.

– А вчера я их двоих снова в городе видел, он ее увозил куда-то.

– Слышишь, вороненок? – теперь Савва поднял палец к небу. – Опять этот таинственный «он». Да тут не просто ревность, тут соперник объявился нешуточный!

– Совенок, дорогой мой, милый, – Феврония загнула палец мужа обратно. – Ты иногда теряешь чувство меры, остановись. Тут замешаны чувства, и не обязательно те, которые тебе грезятся. Остынь. Ты же сам переживаешь за Лизу.

– Простите. Всё. Молчу-молчу! – Савва прикрыл рот ладонью.

– А ты бы съездил к Полетаевым, Лева, да сам бы и удостоверился, что все нормально. Ты же вхож к ним в дом? – Феврония давала дельный совет.

– Да и съездил бы, конечно! – Леве явно эта мысль доселе не приходила в голову. – Но, милая Феврония Киприяновна, я не так близок этой семье, что бы вот так – без причины, без повода, без приглашения.

– Повод тебе? – Савва устал быть «немым». – А вот на что человеку друзья, скажи, Февроньюшка? Вот тебе повод! Вчера прислали из Москвы результаты исследования сплавов, без них Андрей Григорьевич свой доклад для купцов и промышленников никак не подготовит, в них – основной смысл. Скажешь, я замотался, просил тебя подвезти.

– Совенок! – Феврония потерлась носом о висок мужа. – Ты у меня самая умная и добрая птица на свете!

– Глянь, вороненок! Полетел, полетел, голубь сизокрылый! – рокотал не унимающийся Савва, хохоча над Левой, который засуетился и стал быстро собираться к отходу. Жена в шутку хлопнула его ладошкой по затылку. Туда же потом и поцеловала.

***

Лизе в эту ночь снилась верховая прогулка. Она ехала медленным аллюром вместе с каким-то спутником, но почему-то во сне не могла поднять глаз на него. Спутник молчал, так что и по голосу узнать она его не могла. Тогда Лиза решила определить хотя бы их местонахождение, и по этому догадаться, кто же с ней может быть рядом. Но опущенного взгляда хватало только на то, что бы рассмотреть песок на ровной тропе, по которой они продвигались вперед, траву, растущую по бокам и берег какого-то пруда или озера по левую руку. Лиза поняла, что едет слева от спутника. То, что это не спутница, было видно по верховому сапогу в стремени справа. «Булонский или Венсенский?» – для чего-то важно было узнать Лизе как можно скорее. Как это понять, не поднимая взгляда, она во сне знала очень хорошо – для этого всего лишь надо было определить, какой масти лошади везут седоков. Она стала всматриваться, но тут же была ослеплена отблеском солнца со шпоры спутника. Лиза проснулась.

– Дитёнок, встаёшь? – спросила няня, только что отдернувшая занавеску. – В церкву-то так и не сговорились, пойдем? В какую? Времени вдосталь, так может, до Косьмы с Дамианом дойдем? Ты ж ее еще не видела отстроенную? А помнишь, мама-то тебя туда совсем маленькую еще вокруг стройки водила? Только одна колокольня с тех пор и осталась.

Лиза наблюдала, как Егоровна подбирает с пола, сползшую за ночь со спинки кресла шаль, неизвестно откуда оказавшуюся здесь летом. Как она привычными жестами складывает в ровные стопки, разбросанные Лизой листки и книги, и вставать даже не думала. На душе было хорошо, а все ее существо было переполнено сейчас какой-то тягучей истомой.

– Няня. Сходи одна. Я сегодня поленюсь, можно? – и Лиза так сладко потянулась в постели, что Егоровна залюбовалась.

– А и ленись, доню! Раз душа позволяет, то чего б и не пропустить разочек. Папаша твой, благодетель, так совсем редко себя утруждает. Ну, да Бог ему судья, как кому лучше, пусть так и будет. Я тогда завтрак тебе сейчас сварганю, остужу, оставлю. Ты лежи. А сама после куда-нибудь тут поблизости схожу. Ненадолго.

Лиза нежилась в постели еще часа с полтора, но заснуть снова так и не смогла, а только все думала, представляла себе что-то, да так толком ничего и не надумала. Она поднялась, заправила кровать, оделась и отправилась посмотреть, что за завтрак оставила ей няня. Но отчего-то не дошла, отвлеклась, вернулась, стала глядеть во двор… Ни читать, ни делать что-либо осознанное совершенно не было желания. За окном дворник проследовал степенно от ворот, только что, заперев их за отъехавшей каретой, потом взялся поливать ее клумбу. Закончив, он начал мести двор, и Лиза подумала, что сейчас снова уснет, если будет наблюдать за этим монотонным занятием, но тут дворник отставил метлу и опять неспешно пошел к воротам. «Интересно, кто приехал? Я совсем не слышала повозки», – подумала Лиза и приплюснула нос к стеклу, чтобы увидеть решетку ворот, но ничего не разглядела.

Поспешно покинув дом Мимозовых, с пухлой папкой в руках, Лева взгромоздился на свою пролетку и поехал в сторону жилища Полетаевых. Не доехав пары дворов до их дома, он остановился, и сидел минут десять, никуда не трогаясь. Нет! Конечно, это не было робостью или нерешительностью. Но, не умея, или не смея самому себе объяснить такую поспешность этого внезапного визита, Лева выжидал время, когда его разум вернется в свое обычное состояние. «Здравствуйте! Я к Андрею Григорьевичу. По делу», – мысленно репетировал Лева свой внезапный приход. Тьфу ты! «Здра-ааа-авствуйте, милая Егоровна. А что, хозяин-то дома?» Еще хуже! Просто оперетка какая-то. Или, может быть, войти совсем просто: «Добрый день, я с посланием!» Нет, ну это, ни в какие ворота! Это уж какая-то греческая трагедия. Что вообще происходит-то?!

Лева наконец собрался с духом, привязал коня и перешел дорогу. Подойдя к решетке ворот, он, подергав, определил, что заперты и они, и калитка. Борцов кликнул дворника, тот подошел.

– Любезный, открой! Я к Полетаевым. К Андрею Григорьевичу.

– Не велено, – ответил подметальщик, коего краткость, видимо, была одним из достоинств.

– Что значит «Не велено»? Доложи! – Лева понимал, что скатывается к положению простого посыльного и не знал, что делать с этим.

– Кому? – резонно спросил привратник, зная, что хозяин в отъезде.

– Как кому? Полетаеву! Андрею Григорьевичу, – возмутился Лев Александрович, а дворник рассматривал посетителя, опершись на метлу, и молчал. – Да дома ли он?

– На что тебе, барин? – дворник почесал бороду. – Так я и стану докладывать про хозяев кому ни стало!

– Господи! – Лева подумал, что его преследует какая-то напасть при входе в этот дом, все время на него кто-то накидывается, в первый раз Егоровна, приняв неизвестно за кого, теперь вот этот несговорчивый страж. – Не докладывай мне. Доложи им! Егоровне скажи, что Борцов пришел к хозяину.