Оак Баррель - Десять поворотов дороги

К счастью, большую часть времени барон проводил в благодушной дреме в обществе самовлюбленных кошачьих, к которым питал неизменно слабость. Кое-кто даже упрекнул бы его в опустошительной бездеятельности. Но, поверьте, именно его деятельность была бы опустошительна. Сама леди Ралина объясняла такое инертное существование банальной тягой к комфорту. Впрочем, какая из жен вообще ищет в натуре мужа что-то сложнее желания поесть после шести вечера?

Итогом произошедших переговоров стало досадное разочарование посланников, ибо чета Вестингардов ни к какой коалиции не примкнула и от нейтралитета вежливо отказалась, оставив простор неопределенности.

После ерзаний на скамье, смены тем разговора и нескольких неудачных острот, призванных разрядить обстановку и до предела ее накаливших, собрание развалилось, и послы уехали ни с чем.

«То, что у людей вкусная кровь, еще не значит, что их необходимо уничтожить… Не всех же, во всяком случае…» – сказала хозяйка в пустоту, выдворив докучливых компаньонов.

Складки портьеры у двери сложились в одобрительную улыбку.

Глава 32. ВИЗИТ ДАМЫ

Около полуночи в освещенном канделябрами кабинете раздались шарканье и скрежет. Его хозяин, по-стариковски сутулясь, пересек дубовый наборный пол, волоча за собой посох набалдашником вниз, и забрался в вытертое кресло у камина. Со стороны это казалось восшествием на престол улитки с прилепившейся к раковине ольховой веткой.

Подоспевший вовремя секретарь суетливо подсунул под негнущиеся ноги правителя обитую бархатом скамеечку.

Тот неспешно откинулся назад и сполз в кресле до середины, устроившись полулежа. Лицо его, состоящее из окаменелых морщин, явило секретарю мутный взгляд, до того сокрытый косматыми бровями.

Стараниями двух выросших из-за портьеры служителей в двусмысленных обтягивающих костюмах перед грудью старца возникло громоздкое сооружение – наклонный письменный стол, крепившийся к подлокотникам кресла.

Его сиятельство правитель Кварты и Нижней Уазы барон Ганглий перевел взгляд с секретаря на лежащие на столе бумаги. За окном висела полная, маслянистая, как оладья, луна, сулившая добрую погоду и успех в колдовских делах. Так начался новый «рабочий день» в Зеленом дворце[25].

– О чем это? Поясни, – обратился правитель к своему бледнолицему помощнику, по-черепашьи моргая на свет короткой толстой свечи, вставленной в гнездо столешницы.

Тот коротко (и довольно громко, ибо старец был глух, как редька) пояснил суть, добавив к словам под конец брезгливое выражение лица, явно говорившее за то, что решение по делу должно быть отрицательным. И оно стало таким. Лицо это, к слову, имело редкую предрасположенность к выражению недовольства – оттого и резолюции чаще выходили неодобрительными, а решения каверзными.

Какое-то время происходило все то же: исписанные бумаги сменялись на поверхности стола, секретарь гримасничал и многозначительно покашливал, барон Ганглий кивал в ответ. Шестерни государства крутились.

К трем пополуночи бумажный поток иссяк, уступив место «завтраку» – настолько обильному и сытному в сопоставлении с тем, кому он предназначался, что вы бы немало удивились. По крайней мере, двое молодых конюхов наелись бы принесенным до колик в животе. Взаправду говорят, что умственный труд требует неимоверного количества энергии. Десяток яиц, бекон, пироги и убийственная доза варенья оказались погребены в тщедушном теле барона, погрузившемся в сытый сон.

Секретарь сложил бумаги на стол и потер виски.

***

Серый Чонг гордился своей неприметностью. Выслеживать, оставаясь в тени, – будоражащая кровь затея, открывавшая многое для терпеливого человека, который был настроен добиться своего. Горлопаны, что видны с соседней улицы, его бесили. Он никогда этого не показывал на людях, но кое-кто из них в итоге догадывался сам. Чуть позже, чем это могло помочь.

Ее он увидел с месяц назад на мосту у площади Ста Королей, давно уже превратившейся в одну огромную пивную. Если бы короли (пусть не сто, но хотя бы один) увидели этот бардак, то их бы вырвало прямо на древнюю мостовую.

В «Златых страницах крайведечества» он прочитал как-то, что эта площадь была чуть не древнее самого города. Здесь казнили преступников, когда на левом берегу Вены еще стояла безымянная рыбацкая деревушка и всем заправляли родовые маги, вызывавшие дождь и отводившие чуму, колотя в бубен. Было приятно думать, что их кости до сих пор здесь, и праздные гуляки в один прекрасный момент, отлив у безголовой статуи в портике старого здания суда, вдруг столкнутся лицом к лицу с настоящими хозяевами города.

Но ему нельзя сейчас отвлекаться. Он помечтает потом, когда…

Как обычно, в десять женщина пересекла площадь, чтобы исчезнуть в дверях одной из многочисленных дешевых гостиниц, на первом этаже которых были устроены забегаловки, а верхние превратились в более или менее легальные бордели.

Серый Чонг внимательно смотрел за окнами. Через пару минут она зажжет свет и задернет шторы. Никто не поймет его восторг – знать наперед, что сделает другой человек! К нему всегда относились как к худшему куску на столе, который после ужина отдают собаке, чтобы не выбрасывать. И сейчас этот «кусок» покажет, что бывает с такой собакой…

Серый человек, которого не запомнишь, заплатил за вход, чтобы, миновав первый этаж, оказаться по боковой лестнице на втором. Здесь он заплатил еще и нанял ближайшую комнату к той, где жила она . Как ее зовут? Для него она будет «номером десять». Сегодня, что ни говори, предстоит юбилейное свидание. Поэтому рядом с ножами и веревкой в кожаном саквояже лежала бутылка ликера и аккуратно сложенный черный костюм с рубиновой булавкой в петлице. Потом, конечно, его придется хорошо почистить…

Коридор гостиницы рядом с комнатой делал два изгиба, в углу одного из которых за служебным входом вниз вела чугунная лестница. Дальше – темнота переулка, ведущего к ограде старого суда, давно заброшенного, но еще силящегося изображать пристойность в этой клоаке. Идеально. У него будет почти вся ночь. «У них будет почти вся ночь», – поправил себя Чонг, открывая в своем номере чемоданчик. Очень скоро она пойдет на работу, и они встретятся здесь, у самого выхода на лестницу. Он любил пунктуальных женщин.

В коридоре послышались легкие шаги. Не могло быть сомнений: она надела высокие каблуки. Как всегда… как всегда… Его дыхание участилось. Серый человек встал поустойчивее, расставив ноги и немного согнув колени. В его правой руке блеснуло лезвие. В левой – губка, чтобы сразу зажать рану. Лишние следы ни к чему.

Шаги продолжали раздаваться в коридоре и совсем рядом с ним, но она так и не появилась. Теперь вдруг они послышались с дугой стороны и снова приближались к его временному укрытию. Он напрягся и повернул голову.