Оак Баррель - Десять поворотов дороги

Через несколько секунд цоканье «шпилек» по старым плиткам пола раздавалась с обеих сторон. Кто-то недобро усмехнулся у его уха, чего уж точно не могло быть.

Он ничего не мог понять, вертя головой из стороны в сторону, и видел лишь собственную тень и контур двери. А потом его объял ужас, который длился очень-очень долго, прервавшись полосой острой боли от низа живота до шеи.

Серого Чонга не стало. И тот, кто это сделал, похоже, вовсе не боялся испачкаться.

Если бы кто-то знал ее в лицо, то немало бы удивился, увидев здесь. Но в Сыре-на-Вене у леди Ралины не было знакомых, которые могли в этот час оказаться на площади Ста Королей – разве что случайно проехать по ней в карете с плотно задернутыми шторами.

***

Огромное окно кабинета распахнулось. Со стола в лучших традициях жанра слетел на пол ворох исписанных бумаг, только что водруженных на него секретарем. Когда он поднял глаза, то увидел на подоконнике обнаженную женскую фигуру, старательно закрывающую задвижки.

– Не хочу его простудить, – объяснила дама, спрыгивая с подоконника на паркет. На вид ей было лет двадцать. Если не смотреть в глаза.

Секретарь не нашелся, что ответить, продолжая молча стоять возле кресла патрона. Правитель Ганглий спал после обильной ночной трапезы, и лицо его ничего разумного не выражало. «Боги всех времен! Неужели нами правит этот полоумный старик, занятый только своим желудком?» – невольно пронеслось в голове секретаря.

– Да ладно тебе. Он не из худших, уж поверь мне на слово, – кивнула гостья на закутанного в одеяла реликта. – Я многих знала.

Тот, словно в подтверждение ее слов, совершенно по-детски шмыгнул носом.

– Ну же, разбуди его как-нибудь, – попросила она, всматриваясь в лицо спящего. – Да, годы-годы… – и уселась на стул напротив, который сам собой пересек кабинет, оказавшись у ее ног.

Волосы на макушке секретаря попытались встать дыбом от ужаса или, на крайний случай, поседеть. Но ни первого, ни второго не случилось. Ситуация была совершенно нелепой. «Я сплю», – сам себе объяснил секретарь и потянул за рукав патрона.

Правитель Ганглий тяжело посмотрел перед собой, а затем сфокусировал взгляд на докучливом секретаре.

– Что случилось? – прохрипел он, пытаясь связать в сознании какие-то расползающиеся нити.

– Здравствуй, Ган, – произнесла гостья довольно громко, рассматривая какой-то документ на полу. – Судя по всему, ты уже кое о чем знаешь? – ее голос резал воздух, как бритва режет ворох шелковых шарфиков.

Правитель не сразу ответил. Его взгляд поблуждал по потолку, зацепил портьеры и край стола, а затем впился в сидящую напротив женскую фигуру. И взгляд этот вовсе не был туманен, как в те минуты, когда министры докладывали о величине урожая и налогах.

– Ты – это ты? – спросил правитель. Женщина хмыкнула, пожав плечами. – Здравствуй, Ралина. Да, я знаю кое о чем. Вести с севера, – просто ответил он.

Секретарю настойчиво показалось, что «сообразительный юноша» относилось к старику Ганглию. Этого не могло быть, но именно так оно и звучало. Если его самого в тридцать шесть еще можно было с натяжкой назвать юнцом, то эту древнюю развалину, переевшую яичницы с беконом, что правила страной последние сорок лет… Мир кувырком катился с горы в пропасть.

На этом леди Ралина резко встала, развернувшись на шпильках, и потрепала правителя по щетинистому подбородку. Секретарь очередной раз потерял дар речи.

– Все еще хуже. Намного хуже, – и гостья шепнула что-то на ухо Ганглию. Его лицо выражало окаменевшую усталость.

Не оставляя возможности возразить, дама легко вспорхнула на подоконник и, не прощаясь, скрылась за окном. Секретарь проводил ее глазами, стараясь не повредиться рассудком окончательно.

Манера одеваться почетной гостьи не оставляла ни малейшего простора для воображения. В том смысле, что приглядываться к складкам туалета, дорисовывая в мыслях сокрытое ими, не было ни малейшей необходимости: оно было представлено во всем великолепии естества, не обремененном никакими условностями. При этом вела себя гостья без толики стеснения и распущенности. Создавалось впечатление, что одета она так, как одета, то есть ровным счетом никак , не считая туфель, просто потому, что ей так удобно. В иную пору вы могли встретить ее в норковом пальто или в рыбацком комбинезоне – и наверняка было бы ровно то же.

«Уж лучше б она прилетела в комбинезоне», – подумал секретарь и уткнулся в записи о снабжении почтовых конюшен – первое, что попалось под руку.

***

Когда все закончилось, надгробие письменного стола исчезло стараниями тех же безмолвных слуг, что его водрузили в полночь. А может, и не совершенно тех, поскольку отличить их одного от другого мы бы не взялись… Папки с указами и письмами понеслись по коридорам дворца, чтобы сделать свое бумажное дело с вполне живыми на вид людьми, срок отпущенного которым нередко был нацарапан в них же.

На рассвете секретарь прикрыл двери кабинета и удалился, словно растворившись в той первородной тьме, из которой сотканы все на свете помощники правителей и тиранов. До следующей ночи его словно не существовало вовсе…

***

Между тем он существовал и даже носил весьма замысловатое имя: Кривв Реджин Абсцесс. Его мать часто прибавляла к этому «второй», но даже ваш терпеливый автор не в силах равнодушно снести такую прибавку. Оттого будем звать его просто Кривв или господин Абсцесс в особо официальных случаях, да простят мне составители медицинских справочников всей множественной вселенной.

Когда ближе к обеду он, отдохнувший и бодрый, вошел в малую гостиную, то, как и ожидал, увидел там мать, сидящую на диване с книгой и чашкой травяного чая.

– Доброго дня, матушка! – приветствовал ее Кривв.

– Ах, мой дорогой! Ты уже встал! – два восклицания пригвоздили к косяку муху, решившую вдруг вылететь в коридор.

Из-под столика подле дивана высунулась собачка – из тех мелких и склочных тварей, что кажутся восьмилапыми, когда бегут по паркету.

– Моя куколка! – обрадовалась мадам Абсцесс, потянувшись к своему пучеглазому сокровищу.

Собачонку неминуемо должен был хватить инфаркт: на нее надвигалась ярко раскрашенное облако в развевающихся оборках. Домашнего любимца спасло лишь отсутствие воображения.

– Ах, какие мы красавицы! Ну-ка, иди к мамочке!

Пес, а это был именно он со всей полагающейся оснасткой, нимало не смутился тем, что его назвали красавицей, и сиганул на диван, тут же застряв в подушках. Какое-то время продолжалось спасение питомца из складок мебели.

Кривв терпеливо ждал, зная, что ритуал почитания терьера прерывать бесполезно. Когда тот свершился, то есть красавица-пес был должным образом потискан и накормлен печеньем, мадам Абсцесс была готова принимать информацию. Лучше бы, конечно, информация эта касалась собак… но сын не терял надежды, что какая-то ее часть просочится в голову увядающей аристократки, даже если речь пойдет о людях. Для надежности рассказ перебивался замечаниями вроде «прямо как у собак» или «собаки бы до такого не скатились». Этот прием не всегда срабатывал, но поднимал шансы на успех.