Александр Самбрус - Жара

Я удовольствовался тем, что сделал пару быстрых набросков – именно для того, чтоб зафиксировать несколько моих сегодняшних впечатлений, не более того. А конкретно с этим материалом можно поработать и позже. Сейчас все-таки не это главное. Главное сейчас – это хорошенько отдохнуть! Как-никак, у меня завтра ответственный день – первый полноценный рабочий.

Как-то он у меня сложится? Я начал осмысливать ситуацию: говорят, что в четырнадцать часов попросят убраться с работы, в кафе тоже не пересидишь – сразу после того как разбегутся брокеры, они, на часы сиесты, все закрываются. В городе в эти часы все вымирает. Ситуация патовая, и выход, в общем-то, самый жесткий – каким-то образом все же прорываться домой. Ладно, не буду сейчас с этим заморачиваться. И потом, зачем мне заниматься поисками выхода из ситуации – ведь Врано с Ладисласом уже четко очертили самый оптимальный вариант!

В оранжевом свете уличного фонаря полоски на моей пижаме казались какого-то нездешнего космического цвета. В темноте я не смог вспомнить, какого они цвета на самом деле: у меня несколько полосатых пижам и все с одинаковыми по ширине полосками разного цвета. Пару минут я размышлял над этим явлением, но так ничего и не надумал. Я где-то читал, что электрический свет, если источник расположен достаточно близко от наблюдателя, затмевает даже свет полной луны. Но луна, невзирая ни на что, все равно продолжает светить. Так вот, все это вместе якобы символизирует… ну, что-то оно обязательно символизирует, сейчас не вспомню. И не буду об этом задумываться; бесполезное это занятие – придавать вещам смысл и значение, которых в них, скорее всего, нет.

Несмотря на то, что было уже поздно, из комнаты Жана доносились какие-то звуки. Я вышел в коридор, прислушался – это был работающий радиоприемник. Я подошел еще ближе, теперь можно было более отчетливо расслышать некоторые пассажи.

– А мы продолжаем нашу вечернюю программу новостей. Напоминаем, что вы слушаете Центральную городскую радиостанцию в диапазоне на средних волнах… и на коротких… ну, и чтобы закончить эту программу, предлагаем вам короткий репортаж от наших вездесущих репортеров, братьев-близнецов Йоханна и Густаса, о человеке, который недавно поселился в нашем городе.

Послышался скрип, шумы, звук стал менее чистым, как это бывает, когда запись идет не из студии.

– Да-да, уважаемые радиослушатели, тут нет никакой ошибки – в нашем городе пусть и незначительное, а все же пополнение. Недавно из одной – совершенно, впрочем, понятно какой, – северной страны к нам прибыл некий молодой человек по имени Максимилиан.

«О господи! Этого еще не хватало! На весь город!» – я весь сжался от набежавшего ужаса.

– И этот молодой человек, – продолжил уже второй комментатор, – устроился весьма неплохо – брокером на товарную биржу!

– Н-да, неплохое начало, что и говорить…

– Тем более учитывая, что устроиться на нашу биржу практически невозможно.

– Как же такое могло произойти?

– Разные ходят слухи, но весьма занимательные.

– Ну, слухи мы комментировать не будем, как-никак…

– Тут есть и другой важный аспект, вот что нам удалось разузнать: этот Максимилиан все же имеет высшее специализированное образование, располагает соответствующей лицензией и даже стажировался на какой-то – пока мы еще не выяснили – достаточно известной бирже. То есть опыт у него имеется. Так что данные детали свидетельствуют в его пользу.

– Действительно, источники подтверждают, что опыт имеется, и все же…

– И все же некоторые вопросы остаются…

– Ну, я думаю, со временем у нас появится больше информации, и мы ею обязательно поделимся. Напоминаем, что с вами были репортеры городских событий Йоханн и Густас. Слушайте свежий поток новостей от нас уже завтра. Доброй ночи!

Я тихо прокрался в свою комнату, неслышно закрыл дверь и подошел к окну. Фонарь по-прежнему светил оранжевым цветом, на свои пижамные полоски мне теперь и смотреть не хотелось. «Может, ничего особенного в этом и нет. У них демократическое либеральное государство, они привыкли жить в таких реалиях. И то, что только что прозвучало в эфире, у меня вызывает и удивление, и озабоченность, в то время как для них это одна из многих рядовых новостей. Только что услышали – и сразу забыли. Или забилось другими новостями. Нужно научиться относиться к этому спокойно». Еще какое-то время я смотрел на фонарь за окном. Время близилось к двенадцати ночи. Так и есть – ровно в полночь фонарь погас, правда, у меня перед глазами оставалось его желтоватое пятно. Я продолжал смотреть: пятно постепенно бледнело, потом оно полностью исчезло.

В городе о Максимилиане по-прежнему знали очень мало, практически ничего. Но все источники утверждали, что ему там очень нравилось. Вот только на жару жаловался – об этом разные данные свидетельствовали. Говорил, что она его изнуряет. Это и заметно было: и так от природы худой, он от этой жары еще больше стал… ну, что называется, истощаться.

Рассказывали, что однажды, в нахлынувшие минуты откровения, он стал сетовать на то, что его страна имеет слишком большие размеры, а государство настолько сильное, что люди даже не решаются высказать хоть какое-то альтернативное мнение и в основном вынуждены шушукаться по углам. Опять же, не каждый с каждым шушукаться будет. С другой стороны, при всей этой силе правительству трудно управлять такими просторами, да еще и с неблагоприятным климатом. Население тоже весьма специфическое. Большая часть его истово верует в свое мессианство, полагает, что многие действия – даже и насильственного характера – непременно следует предпринимать в силу некоей Высшей необходимости; опять же эта большая часть считает, что именно они и только они могут уберечь весь мир от всяческих напастей. Для этой группы характерен напор и агрессивность. В свою очередь другая, гораздо меньшая часть, вынашивает идею спасти от столь жутких заблуждений ту первую, большую часть, но ввиду постоянных неудач достичь на этом поприще хоть каких-то результатов ускользает в некие труднообъяснимые романтизм, мечтательность и отстраненность. И, наконец, те, которые не только несогласные, но и деятельные – их там не то что за часть, даже за группку не считают, – те либо уже покинули пределы государства, либо намереваются это сделать как можно быстрее.

Вне всякого сомнения, уверял уже другого своего собеседника Максимилиан, пейзаж, что постоянно находится перед глазами, способен влиять не только на сиюминутное настроение индивидуума, но и на его характер, и такая особенность имеет далеко идущие последствия. Неудивительно, что бескрайность просторов оказала решающее влияние на ментальность тамошнего населения, окружающий мир стал для него менее конкретным и более расплывчатым. Исчезающий где-то вдали горизонт позволял ощутить слияние с бесконечностью. Естественно, это порождало очень возвышенные чувства, но параллельно с этим вызывало и определенный страх перед повседневной обыденностью, порождало некую безоговорочную подчиненность высшим государственным инстанциям.