Елена Чиркова - От золотого тельца до «Золотого теленка». Что мы знаем о литературе из экономики и об экономике из литературы

Герой рассказа Михаила Зощенко «Прелести культуры» (1927) вышел проветриться. По дороге он встречает знакомых девушек, и те зазывают его в театр. Герой соглашается. В театре пальто нужно сдать в гардероб, и здесь случается конфуз. У героя под пальто только исподнее. Он об этом не подумал, потому что когда в прошлый раз был в театре, никто не раздевался. Но сейчас настаивают: «– Это… не девятнадцатый год – в пальто сидеть». Спасибо нэпу – затопили. Недалекий герой комментирует события так: «Даже вот когда в эпоху военного коммунизма нэп вводили, я не протестовал. Нэп так нэп. Вам видней. Но, между прочим, при введении нэпа сердце у меня отчаянно сжималось. Я как бы предчувствовал некоторые резкие перемены. И действительно, при военном коммунизме куда как было свободно в отношении культуры и цивилизации… сиди, в чем пришел. Это было достижение».

Борис Пастернак в «Докторе Живаго» (1957), описывая начало нэпа, а точнее, события весны 1922 года, говорит о снятии запретов с частной предприимчивости, разрешении свободной торговли «в строгих границах»: «Совершались сделки в пределах товарооборота старьевщиков на толкучем рынке. Карликовые размеры, в которых они производились, развивали спекуляцию и вели к злоупотреблениям. Мелкая возня дельцов не производила ничего нового, ничего вещественного не прибавляла к городскому запустению. На бесцельной перепродаже десятикратно проданного наживали состояния. Владельцы нескольких очень скромных домашних библиотек стаскивали книги из своих шкафов куда-нибудь в одно место. Делали заявку в горсовет о желании открыть кооперативную книжную торговлю. Испрашивали под таковую помещение. Получали в пользование пустовавший с первых месяцев революции обувной склад или оранжерею тогда же закрывшегося цветоводства и под их обширными сводами распродавали свои тощие и случайные книжные собрания».

Почти по Ленину, который в конце 1921 года сказал про нэп: «Вместо товарооборота получилась обыкновенная купля-продажа». Но Пастернак пишет об интеллигенции и о самом начале нэпа, когда голодали почти все. Дальше рыночная экономика начнет очень быстро развиваться.

***

Городскому жителю, герою «Попугая» Зощенко, которого мы упоминали в предыдущей главе, крестьянская жизнь, возможно, казалась сносной, но сами крестьяне так не думали. Они протестовали против продразверстки, которая отнимала процентов семьдесят выращенного хлеба. Нэп заменил ее продналогом, составлявшим примерно 30% выращенного. Государство надеялось, что остальное крестьяне станут продавать по рыночным ценам из-за необходимости покупать промышленные товары – ткани, инструменты и прочее. В 1924 году удается обуздать гиперинфляцию и ввести в оборот твердые деньги – золотой червонец.

Несмотря на эти изменения, деревне по-прежнему живется плохо. Государство обирает крестьян разными полуэкономическими методами, считая сельское хозяйство источником средств для индустриализации. Так, в 1923 году возникают «ножницы цен» – дисбаланс между ценами на промышленную и сельскохозяйственную продукцию. Товары, выпускаемые контролируемой государством промышленностью, – худшего качества, чем до революции, но стоят гораздо дороже, примерно раза в три при переводе цен на пуды пшеницы.

Ножницы цен и обнищание деревни по сравнению с городом с блеском зафиксировал Валентин Катаев в повести «Растратчики» (1926), когда нэп был в самом разгаре. («Наводкой» на эту книгу я обязана лекции Дмитрия Быкова «Деньги как герой русской литературы».) Филипп Степанович Прохоров и Ванечка, главный бухгалтер и курьер одного неназванного в повести московского учреждения, пускаются в бега с месячной зарплатой всего трудового коллектива. Сначала герои едут в Ленинград, где кутят несколько дней. Посещают Владимирский клуб, где «безо всякого аппетита» едят свиные отбивные и пьют портвейн, херес, пиво. Заходят в кафе «Олимп», «где посредине, в стеклянном ящике, всегда выставлен громадный поросенок с фиалками во рту». Ванечка «танцует» даму сердца в «Европейской», где посетители ресторана едят «паровую осетрину под грибным соусом». Он требует «шампанского и ликеров по карточкам» и заказывает себе из буфета сигару за пять рублей (для сравнения: месячная зарплата уборщицы в учреждении, где работали герои, составляла 25 руб.).

Потом герои решают податься на юг, «в замечательный городишко» Укрмутск, но выходят из поезда в городе Калинове – в деревне Верхняя Березовка Успенской волости Калиновского уезда живет родная мать Ванечки. В калиновском трактире находится только яичница с колбасой, а когда герои добираются до дома матери, то старуха, не видевшая сына много лет, может собрать на стол только хлеб и грузди. Даже нормальные папиросы в деревне не достать. По дороге обратно герои два раза заворачивают в «Деревенковские потребительские товарищества», но там нет других товаров, кроме веревок и ведер. Наконец покупают папиросы в Калинове. Стоило только Филиппу Степановичу закурить «незнакомую марку» «Нимфа» Курской табачной фабрики, как «половина едкого табака высыпалась из мундштука на язык, гильза сморщилась, пожухла, скрючилась, из папиросы с треском повалил дым и запахло паленым козлом».

***

Промышленная политика времен нэпа вводила регистрацию торговых предприятий в заявительном, а не разрешительном порядке, и дозволяла наем до 20 работников, что было серьезным отходом от принципов коммунизма, ведь Карл Маркс считал, что критическая численность персонала – семь человек: при таком количестве владелец предприятия не может сильно разбогатеть, и эту цифру помнили. Разрешается создание акционерных обществ. С 1923 года иностранным компаниям начинают предоставлять концессии. Проводится денационализация мелких предприятий, крупные остаются в собственности государства, но получают полную хозяйственную и финансовую независимость вплоть до права привлекать долговое финансирование, в том числе через облигации. Предприятия объединяются в тресты. В 1922 году в стране действовал 421 трест. Предприятия, входившие в трест, снимались с государственного снабжения и переходили к закупкам ресурсов на рынке. Тресты сами решали, что производить и где реализовывать продукцию.

Действие «Двенадцати стульев» (1928) Ильи Ильфа и Евгения Петрова разворачивается в 1926–1927 годах. На это в тексте имеется множество указаний. В Старгороде, куда прибывает Ипполит (он же Киса) Воробьянинов в поисках семейных бриллиантов, собираются пустить трамвай к «девятой годовщине Октября». Когда Остапа Бендера с Кисой ссаживают с агитационного корабля, великий комбинатор подводит итог приобретениям, и в активе у него «путеводитель по Волге издания тысяча девятьсот двадцать шестого года». В Васюках он увлекает шахматистов идеей «Международного васюкинского турнира 1927 года».