Уильям Истерли - В поисках роста: Приключения и злоключения экономистов в тропиках

Первый виновник здесь — высокая степень неравенства. Представьте, что общество состоит из бедного большинства, обладающего лишь собственной рабочей силой, и богатого меньшинства, у которого есть остальные факторы производства — капитал и земля. Представьте, что политика определяется демократическим голосованием или что при недемократическом режиме интересы групп, по крайней мере, эффективно представлены на правительственном уровне. При почти демократическом устройстве бедные работники будут определять политику, поскольку они в большинстве. Такому бедному большинству может показаться выгодным установление налога на богатых.

Что определяет степень привлекательности этой меры? Есть два фактора, уравновешивающих друг друга. Налог на богатых снижает темпы роста экономики, а это ударяет как по рабочим, так и по капиталистам. (Мы видели, что действующие ставки налогов не влияют на рост, но здесь я употребляю термин налог в значении любого перераспределительного механизма — такого, как, например, высокая премия черного рынка.) При этом налог на богатых перераспределяет доход от богатых к бедным. Чем глубже пропасть между доходами капиталистов-землевладельцев и рабочих, тем больше возможности для перераспределения. Большая разница в доходах — высокая степень неравенства — означает больший потенциал для перераспределения в результате налога на капитал, что компенсирует потери потенциала роста. Поэтому в обществах, где царит высокая степень неравенства, бедные меньшинства будут голосовать за высокий налог, отчасти жертвуя ростом в пользу перераспределения. Даже в недемократических обществах правительство и его сторонники будут пытаться вместо того, чтобы поддерживать будущий рост, наложить лапу на имущество высших классов. Есть прямые свидетельства: страны с более выраженным неравенством отличаются более высокой премией черного рынка, большими репрессиями в финансовой системе, более высокой инфляцией и менее приемлемым для экспортеров обменным курсом по сравнению со странами с меньшим уровнем неравенства.

Современный пример — Венесуэла. В конце 2000 г. демократически избранный популист Уго Чавес открытым текстом пообещал своим сторонникам из бедного большинства перераспределить богатство олигархов. Каракас, столица Венесуэлы, — типичнейший образчик неравенства. Здесь высятся небоскребы, построенные элитой на деньги от продажи нефти, но вокруг на неровных склонах ютятся хибары, подверженные частым наводнениям. Несмотря на 266 млрд. долларов прибыли, полученных от продажи нефти за последние тридцать лет, и обнаружение все новых и новых нефтяных запасов, у среднего жителя Венесуэлы сегодня доход на 22 % ниже, чем в 1970 г.

Неравенство может многое объяснить и в Гане, где этнические коалиции облагают налогом сравнительно богатых фермеров — производителей какао, принадлежащих к народности ашанти. В более однородных обществах бедное большинство будет голосовать за низкий налог на капитал, потому что потенциал перераспределения не так велик, как потенциал роста. Мы можем предположить, что высокий уровень неравенства сопряжен с низким ростом.

И действительно, исследователи обнаружили именно эту зависимость: более высокая степень неравенства по доходу или по владению землей связана с низким ростом. Давайте посмотрим на соотношение между неравенством в сфере землевладения и экономическим ростом. Я измеряю неравенство при помощи коэффициента Джини, который исчисляется по шкале от 0 (у всех одинаковое количество земли) до 1 (вся земля у одного человека). Четверть выборки с минимальным уровнем неравенства (средний коэффициент Джини 0,45) демонстрирует максимальные средние темпы роста. В этой четверти — такие суперзвезды роста, как Южная Корея, Япония и Тайвань. (Самым высоким показателем роста и минимальной степенью различий в распределении земли по этой выборке характеризуется Корея.) Страны, составляющие четверть выборки с самой высокой степенью неравенства во владении землей (средний коэффициент Джини 0,85), отличаются и самыми низкими темпами роста. В эту четверть входят, в частности, Аргентина, Перу и Венесуэла [7] Показатель неравенства — это коэффициент Джини. Данные и результаты исследований по взаимосвязи земельного неравенства и роста взяты из Deininger and Squire 1998; среди других авторов, обнаруживших отрицательную взаимосвязь между неравенством и ростом, — Alesina and Rodrik 1994; Persson and Tabellini 1994; Perotti 1996 и Clarke 1995. Противоречащая этому выводу положительная взаимосвязь между неравенством и ростом обнаружена Forbes 1998,2000, при учете фиксированных эффектов для устранения средних данных по странам, однако Deininger and Olinto 2000 обнаруживают отрицательный эффект земельного неравенства на рост даже при учете фиксированных эффектов. . В Аргентине курс Хуана и Эвы Перон на распределение дохода в пользу descamisados (безрубашечных) отбросил аргентинскую экономику далеко назад, и из этой пропасти она лишь недавно стала выбираться. Возможно, Уго Чавес — венесуэльский Хуан Перон наших дней.

Прошу заметить, что перераспределение — совсем не то же самое, что субсидии бедным, о необходимости которых я говорил, касаясь проблем выхода из ловушек нищеты. Субсидии должны предоставляться бедным для создания их будущих доходов. А перераспределение, которое совершается при высоком неравенстве, меняет структуру текущего потребления. Это происходит потому, что при высоком неравенстве стимулы инвестировать в будущее, в том числе в будущее бедных, слабы.

Одно из объяснений разницы в темпах экономического роста Восточной Азии и Латинской Америки заключается в том, что восточноазиатская земля была распределена гораздо более равномерно, чем латиноамериканская. Как же произошло это неравномерное распределение земли в Латинской Америке?

Существуют трудноуловимые связи между ростом, демократией, образованием и неравенством. Представьте, что элита общества обладает исключительной властью и предоставляет право голоса только богатым землевладельцам. Такая ситуация была обычной в Соединенных Штатах начала XIX в., во многих европейских странах до конца XIX в. и в латиноамериканских странах даже в XX в. Спрашивается, будет ли олигархия голосовать за бесплатное всеобщее образование? И как влияет на это уровень общественного неравенства?

Голосующей элите есть что взвешивать. С одной стороны, введение всеобщего образования повысит темпы роста, потому что образование увеличит производственный потенциал бедного большинства. С другой стороны, массовое образование ведет к массовому участию в политике. Получившие образование бедняки будут агитировать за предоставление им права голоса. А затем бедное большинство может проголосовать за перераспределение земли от элиты к большинству, что понизит темпы роста. Итог, таким образом, зависит от начальной степени неравенства.