Коллектив авторов - Кембриджская история капитализма. Том 2. Распространение капитализма: 1848 – наши дни

Капиталы, часто перемещаемые из страны в страну из-за опасения обесценения. – Прим. пер.

Англ. underwriting, разновидность инвестиционно-банковской операции, при которой банк, занимающийся размещением ценных бумаг на рынке, принимает на себя обязательство самостоятельно их выкупить по определенной минимальной цене в случае, если более выгодного предложения не поступит. – Прим. пер.

Тем не менее Белич (Belich 2009) говорит, что в середине XIX – начале XX века наступил новый виток экономической «реколонизации», в ходе которой у колонистов укрепилось ощущение, что они могут взаимодействовать с Британской империей на равных. Хопкинс (Hopkins 2008) доказывает, что решающий шаг в сторону независимости от Британии Австралия, Новая Зеландия и даже Канада сделали позже, чем обычно считалось.

Теория зависимости гласит, что экономическая отсталость и политическая нестабильность развивающихся стран является результатом их интеграции в мировую экономику и систематического давления со стороны развитых держав. Центральное положение теории – что государства «периферии» беднеют в результате того, что их ресурсы и капитал утекают в богатые страны «центра». – Прим. пер.

Обзор левых теорий о взаимосвязи между капитализмом и империализмом см. в: Brewer 1990. Довольно язвительный рассказ об истоках и развитии теории зависимости и мир-системного анализа см. в: Warren 1980.

Злая ирония, конечно, состоит в том, что для «хорошей» в этом смысле слова колонизации требовалось лишить туземное население собственности на землю (Guha 2012: 30). Термин «поворот фортуны» характеризует изменение в благосостоянии территории в целом, а не ее туземного населения (Acemoglu, Johnson, and Robinson 2002: 1232n1).

Важно отметить, что по вопросу об исто – рии взаимоотношений капитализма и империи существует два отдельных корпуса исследований – о метрополиях и о колониях и в них рассматриваются разные вопросы. Очень немного ученых можно поместить в один ряд с Э. Дж. Хопкинсом по тому вкладу, который он сделал в оба направления (Falola and Brownell 2011). Предмет этого параграфа сам по себе заслуживает отдельной главы. Однако в ином контексте некоторые его мотивы рассматриваются также и в других частях двух томов.

В качестве примера территорий, включенных в неформальную империю, чаще всего приводили страны Латинской Америки. Мнение Галлахера и Робинсона, которые считают, что таким методом Британия осуществляла контроль над латиноамериканскими странами с момента их основания и до наступления Первой мировой войны, было оспорено Платтом (см., например: Platt 1972). Все же, хотя британское правительство редко напрямую вмешивалось для поддержки интересов британского бизнеса в регионе, коммерческое и финансовое доминирование Британии было настолько сильным, что неправдоподобно описывать эту «взаимозависимость» британской и латиноамериканской экономик как отношение равных (Cain and Hopkins 2001: 243–274).

Следует отличать вопрос об общих причинах промышленной революции от вопроса о том, имели ли индустриальные инвестиции в том или ином частном случае своим источником прибыли, полученные от перевозки рабов по морю и применения их труда на плантациях. Уильямсон действительно приводит такие свидетельства. При условии достаточно конкурентного рынка капитала, происхождение тех или иных сбережений не обязано оказывать значимое влияние на общий уровень или даже состав инвестиций. Это, конечно, не снимает с отдельных фирм вины за денежную связь с рабовладением.

Систематический разбор концепции «колониального извлечения ренты» на основе двух классических примеров см. в: Frankema and Buelens 2012.

То есть нациям, основанным британцами, в частности таким доминионам, как Австралия и Новая Зеландия. – Прим. пер.

За исключением Макао, который вернулся в состав Китая лишь в 1999 году, когда Китай выразил такое желание.

Точка зрения британского правительства резко поменялась несколькими годами позднее, когда Биафра попыталась отделиться от Нигерии, что вызывало опасения относительно будущего нефтяных месторождений и политического развития ситуации в стране (Uche 2008). Смена позиции, возможно, объяснялась стратегическим значением нефти или тем, что были затронуты интересы особенно крупных компаний.

Позднее французские мыслители не стеснялись выражать открыто свое неудовольствие трудностями, мешавшими мобилизации труда в африканских колониях (Cuvillier-Fleury 1907).

Примечательно, что его длинное, несколько бессвязное, но местами просто блестящее «Письмо из Сиднея, главного города Австралазии, сопровождаемое наброском системы колонизации» было написано во время заключения в английской тюрьме (Wakefield 1829).

Среди обширной литературы, эмпирически опровергающей тезис Поланьи, особенным систематизмом отличаются Law 1977, 1992. В них рассмотрен тот же пример, которому посвятил свою последнюю книгу Поланьи.

В случае Бирмы и Таиланда их процветание продолжалось вплоть до 1930-х годов, когда вызванная Великой депрессией волна ксенофобии заставила их вернуться на субконтинент (Baker 1981).

В государствах средневековой Индии феодальный наследственный держатель земли. – Прим. пер.

Анализ тонкостей этого закона см. в: Charlesworth 1985.

О том, какую роль сыграло имперское могущество в либеральной международной финансовой системе, см. в: Balachandran 2008.

Squatter – поселенец, самовольно занимающий свободный необрабатываемый участок земли. – Прим. пер.

Точнее, Гершенкрон (Gerschenkron 1962) полагал, что страны, где нет предпосылок для стихийной индустриализации, могут создать промышленность, лишь заместив недостающие элементы. Если недостаток подобных условий выражен сильнее, чем, например, в Германии середины XIX века, то возместить его должно государство.

Вместе с тем полномочия вводить таможенные пошлины правительство Южной Родезии получило только в 1930-е годы.

При всем этом, как показывает Прадос, в 1820–1870 годах Латинской Америке удалось улучшить свое экономическое положение относительно остального мира (исключая Северную Америку) (Prados de la Escosura 2009).

На сегодняшний день ставший классическим спор о том, почему бывшие британские колонии Северной Америки росли гораздо быстрее, чем бывшие иберийские колонии в Центральной и Южной Америке в десятилетия после обретения своей независимости, не укладывается в хронологические рамки настоящей главы (период после 1850 года). Этот спор впервые возник внутри американской экономической истории и разворачивался вокруг вопроса, сыграли ли решающую роль институциональные различия или же сами институциональные различия были результатом разной наделенности экономическими ресурсами. Интересующийся вопросом читатель может обратиться к следующим работам: Engerman and Sokoloff (1997), North, Summerhill, and Weingast (2000), Grafe and Irigoin (2006) и Mahoney (2010).