Бринк Линдси - Глобализация: повторение пройденного. Неопределенное будущее глобального капитализма

Вирджиния Пострел, Дэвид Фрам, Дуг Ирвин, Разин Салли, Дэвид Боаз, Том Палмер, Ян Васкес, Дэвид Хендерсон и Хосе Пиньера любезно ознакомились с разными черновыми набросками книги. Конечный продукт сильно выиграл благодаря их ценным комментариям и критике; разумеется, они не несут никакой ответственности за оставшиеся в тексте ошибки. Скотт Линсиком, мой помощник, оказал бесценную помощь в поиске источников, сверке цитат и примечаний и в составлении списка ссылок.

Моя жена Дебби заслуживает орден за сверхчеловеческое терпение, с которым она переносила мою погруженность в работу. Наконец, позвольте мне крепко обнять (вербально) трех моих сыновей – Мэтью, Майкла и Джека. Эта книга посвящена им – и тому сложному, трагичному и восхитительному миру, который унаследуют от нас они и все наши дети.

На берегу Москвы-реки, недалеко от ЦПКиО им. Горького, находится кладбище памятников погибшей эпохи. Его разместили на территории Новой Третьяковской галереи – массивного унылого здания, в котором экспонируется главная коллекция живописи в жанре социалистического реализма. Прогуливаясь по безлюдным залам музея, можно полюбоваться такими забытыми шедеврами, как «Собрание деревенской коммунистической ячейки» Ефима Чепцова, «Ужин трактористов» Аркадия Пластова и «Строительство домны на Кузнецком металлургическом комбинате» Петра Котова. Выйдите на улицу, заверните налево за угол – и вы попадаете на кладбище.

На нескольких акрах земли под открытым небом расположились поверженные идолы советской эпохи. Центральный экспонат коллекции – огромная статуя основателя советской тайной полиции Дзержинского, до неудавшегося августовского переворота 1991 г. стоявшая перед штаб-квартирой КГБ в центре Лубянской площади. Здесь вы увидите множество статуй и бюстов Ленина и статую Сталина из красного мрамора, со слегка поврежденным лицом, бесстрастно взирающую на внушающее ужас скопление каменных голов, запертых в клетках из колючей проволоки.

Когда я оказался там в конце жаркого июльского дня 1999 г., зрителей на кладбище было немного. Небольшие группы неспешно бродили по бетонным дорожкам, в высокой нестриженой траве на садовых скамейках сидели парочки. Недалеко от музея разместилось маленькое летнее кафе. Люди за столиками под зонтами пили джин с тоником из алюминиевых банок.

На кладбище погибших монументов грандиозные амбиции и безжалостная власть советской эпохи превратились в китч. Но ироничный дух этого места не способен победить глубокое, гнетущее чувство подавленности. Среди мертвой тишины и косых теней суровые взгляды поверженных вождей все еще вызывают дрожь, все еще леденит душу их нечеловеческая – слишком человеческая – надменность. Прошлое умерло, но все еще с нами.

И так по всей Москве. Ухмылка разочарования сквозит повсюду. На Арбате можно купить майки с МакЛениным, а в любом табачном киоске – сигареты «Прима Ностальгия» с фигурой Ленина или Сталина на пачке; сидя в караоке-баре на Тверской, можно услышать, как молодежь, ерничая, распевает революционные гимны; жуя гамбургер в Т. G.I. Friday рядом с Красной площадью, можно глазеть на кремлевскую стену. Однако Ленин все еще лежит в своем мавзолее, готические силуэты сталинских высоток возносятся над городом, гранитный Маркс все так же хмуро взирает на площадь Революции, а эскалаторы метро погружают тебя в фантасмагорический мир торжества социализма. Вся Москва – это гигантское кладбище памятников погибшей эпохи.

Мертвая хватка прошлого отчетливо ощущается в бывшей мировой столице коммунистической революции, но в той или иной степени ее чувствуешь во всех уголках планеты. Потому что коммунизм по советскому образцу был лишь крайним проявлением гораздо более широкого видения, воодушевлявшего мировую историю на протяжении большей части XX в., – мечты о централизованном контроле и руководстве ходом экономического развития. Проект рухнул, похоронив мечту. Она умерла в США и в Западной Европе во времена стагфляции 1970-х. Она умерла в Китае, когда Дэн Сяопин провозгласил, что «неважно, какого цвета кот, лишь бы ловил мышей». Она умерла в Латинской Америке в ходе долгового кризиса и потерянного десятилетия 1980-х. Она умерла в Советской империи после крушения Берлинской стены. Инаконец, она умерла в Юго-Восточной Азии, когда лопнул «мыльный пузырь» в Японии и регион потряс финансовый кризис 1997–1998 гг.

Смерть этой незаконнорожденной мечты более чем любой другой фактор оказывает формирующее влияние на процесс, получивший название «глобализация» {1} 1 Термин «глобализация» многозначен. В данной книге это слово используется в трех различных, но взаимосвязанных смыслах: во-первых, для обозначения экономического явления – усиливающейся (в связи с политическими или технологическими причинами) интеграции национальных рынков; во-вторых, для обозначения чисто политического процесса устранения созданных государствами барьеров на пути международного потока товаров, услуг и капитала; в-третьих, для обозначения гораздо более широкого политического явления, заключающегося в глобальном распространении рыночной политики на внутреннем и международном уровнях. Поскольку я предполагаю показать, что глобализация в первом смысле является порождением главным образом глобализации во втором смысле, а последняя стала возможна главным образом благодаря глобализации в третьем смысле, я не считаю, что использование этого термина в трех разных смыслах может привести к какой-либо путанице. . В конце концов, до тех пор пока значительная часть мира открыто отказывалась от участия в мировом разделении труда, по-настоящему глобальная экономика была невозможна. Но за последние два десятилетия барьеры на пути свободного движения товаров, услуг и капитала постепенно были разрушены – и в образовавшуюся брешь хлынули компании, инвесторы и потребители. Благодаря этому сегодня для иностранной конкуренции открыта более значительная часть мировой экономики, чем когда-либо в прошлом.

Либерализация международных операций – это лишь один из аспектов происшедших перемен. С утратой веры в государственное регулирование рынки стали играть более активную роль в формировании экономических отношений как на международном, так и на внутреннем уровне. Готовность допустить иностранных конкурентов на внутренний рынок шла рука об руку с готовностью допустить конкуренцию внутри страны. Либерализация торговли и инвестиций поэтому является одним из элементов прорыночной политики, включавшей в себя, в частности: приватизацию государственной промышленности; приверженность денежной политике стабилизации цен; отказ от регулирования цен и устранение барьеров входа на рынок, поддерживаемых внутренними монополиями и олигополиями; возрождение рынков труда; реформу налоговой системы и перестройку финансовых институтов, имеющую целью сделать процесс размещения капитала более чутким к прибыльности рынков.