Тим Харфорд - Экономист под прикрытием

Кроме того, государство закупало продовольствие у регионов, где оно было в избытке, и направляло туда, где ощущалась нехватка. Однако закупки производились по столь низким ценам, что это отбивало у плодородных регионов всякую охоту эффективно вести земледелие. Многие сельские труженики были заняты не полностью. Система, предназначенная, чтобы нарастить производство сельхозпродукции и обеспечить страну продовольствием, на деле этому препятствовала. Производство зерна на душу населения в 1978 году оставалось на том же уровне, что и в 1950-х, до Большого скачка.

У Дэна не было времени на подобные глупости, и он немедленно приступил к реформам, заявив, что «социализм — не значит бедность». Чтобы улучшить положение в сельском хозяйстве, нужны были правильные стимулы. Дэн начал с повышения на четверть государственной закупочной цены на зерно. Цена за сверхплановый урожай возросла более чем на 40%, что повысило интерес людей в плодородных районах к увеличению производства.

Одновременно в некоторых коммунах стали проводиться эксперименты по сдаче земли в аренду отдельным семьям. Вместо того чтобы прикрыть лавочку, государство одобрило инициативу, желая посмотреть, что из этого выйдет — так же, как в рыночной экономике, которая допускает эксперименты в небольших масштабах. Частники, арендовавшие землю у колхозов, были кровно заинтересованы работать не покладая рук и придумывать более хитроумные методы хозяйствования, ведь теперь от этого напрямую зависело их вознаграждение. Урожайность сразу же выросла. Эксперимент быстро распространялся: в 1979 году «система ответственности домохозяйств» действовала лишь в 1% коммун, а к 1983 году на неё перешли 98% колхозов.

Эти реформы сопровождались целым рядом других мер по либерализации экономики: были отпущены розничные цены на зерно, что ещё более стимулировало производство продукции, в которой была нужда. Ограничения на торговлю между регионами стали слабее, так что каждый регион мог воспользоваться своим сравнительным преимуществом. Планы выпуска продукции в скором времени были отменены совсем.

Результаты были поразительны: первую половину 1980-х объём сельскохозяйственного производства рос на 10% в год. Еще больше впечатляло то, что более половины прироста было достигнуто не за счёт более упорного труда или большего количества техники, а за счёт более эффективных методов выращивания и сбора урожая. В основном прирост был прямым следствием отказа от системы коммун. За пять лет после старта реформ средние реальные доходы фермеров удвоились. Большой скачок был совершён, но не Мао, а Дэном, при помощи рыночных сил и цен.

Вся эта статистика станет понятнее, если мысленно вернуться в правдивый мир третьей главы. Отчасти случайно, отчасти благодаря благотворному невмешательству, а отчасти намеренно Дэн превратил китайское сельское хозяйство в такой правдивый мир. Те, у кого были хорошие идеи, кто усердно трудился и кому улыбалась удача, процветали. Плохие идеи быстро отбрасывались, хорошие — быстро распространялись. Фермеры выращивали больше прибыльного зерна и тратили меньше сил на культуры, растить которые было тяжело; всё это закономерные результаты внедрения новой системы цен. Китай пустился в путешествие по так называемому капиталистическому пути. Но такое путешествие на одном рисе не осилить. Успех аграрных реформ обеспечил энергию и народную поддержку продолжению реформ. Теперь надо было уделить внимание остальной экономике и городам вроде Чжэнчжоу.

Чжэнчжоу не столь великолепен, как Шанхай. Город уродлив, перенаселён и, хотя стоит на пересечении важнейших железных дорог, пожалуй, несколько оторван от мира: за неделю мы не увидели там ни одной заграничной физиономии. Впрочем, по-своему Чжэнчжоу впечатляет не меньше Шанхая. Город размером с Лондон вдали от западного мира, в одном из наших путеводителей нежно описанный как «разросшийся образчик плохо продуманного городского планирования», Чжэнчжоу, во всяком случае, демонстрирует, что китайская экономическая революция пошла от прибрежных провинций в глубь страны. Над гигантским железнодорожным вокзалом внушительно нависают небоскрёбы в сорок этажей; в городе полно современных банковских зданий, огромных универмагов и отелей и брутальных железобетонных эстакад. Повсюду реклама.

Чтобы построить такие здания, железные и автомобильные дороги, нужны огромные вложения. У экономистов есть специальное название для дорог, фабрик, домов и офисных зданий, появившихся в результате инвестирования: они зовут эти сооружения «капитальными», и всякое устойчивое развитие нуждается в капитале. Капитал может поступать от рассчитывающих на прибыль частных инвесторов, отечественных или иностранных, или от государства, вкладывающего деньги, полученные путём налогообложения или программы обязательного сбережения.

Здравый смысл подсказывает, что если вы хотите завтра быть богаче, чем сегодня, деньги нужно вкладывать, а не тратить на товары и услуги сиюминутного потребления. Средства можно вложить в образование, постройку дома или положить на банковский счёт. Так или иначе, потребляя меньше сегодня и вкладывая средства, вы станете богаче завтра, если инвестиции будут толковыми. (Строительство доменной печи на заднем дворе к таковым не относится, так же как и постройка библиотеки с дырявой крышей.)

Нет ничего загадочного в том, что страны развиваются, следуя всё тому же простому принципу: сберегая и вкладывая сегодня, становишься богаче завтра. Нормы сбережений в быстрорастущих экономиках стран Тихоокеанского бассейна были очень высокими. Однако, как мы помним из восьмой главы, это только полдела. В рыночной экономике нельзя просто взять и решить сберегать и вкладывать больше, чем прежде. В Камеруне большинство людей и не думают делать сбережения: у них нет возможности приумножить средства, вложив их в базовую инфраструктуру вроде дорог, нет и уверенности, что правительство позволит им заработать на инвестициях в фабрики или магазины. Есть некоторые исключения, например услуги мобильной связи по предоплаченным карточкам, но успех в этих секторах был предсказуем. В основном же многие бедные экономики, жаждущие иностранных инвестиций, не вызывают доверия даже у собственных граждан, которые так и норовят вложить деньги за рубежом. Неудивительно, что норма сбережений низка, а доля сбережений, вложенных на территории Камеруна, и того ниже. Не обеспечив защиту инвестиций, камерунское правительство мало что может сделать, чтобы их привлечь.

Социалистическое правительство Китая не испытывало проблем с доступом к капиталу. В рыночной экономике нельзя просто взять и начать сберегать, а в социалистической можно, обычно так и делается. Капитал поступал из государственных источников; почти все сбережения формировали правительство или государственные корпорации. В обоих случаях деньги фактически брали из карманов граждан и инвестировали от их имени. Недостатка в капитале также не было: на сбережения приходилось порядка трети национального дохода — примерно вдвое больше, чем в Камеруне.