Йозеф Шумпетер - Капитализм, социализм и демократия

Однако самое интересное состоит в том, что то же самое можно сказать и о классе деловых людей — их отношение, хотя, конечно, и не является пророссийским по чувствам и намерениям, на деле таковым является. Радикальная интеллигенция любит приписывать буржуазии намерение задушить Советскую Республику. Она наверняка стала бы квалифицировать войну с Россией как войну, которую большой бизнес ведет против России. Ничто не может быть дальше от реальной действительности. Класс деловых людей также устал от военных лозунгов, налогов и регулирования. Война с Россией остановила бы тенденцию развития, которая в настоящее время благоприятствует интересам бизнеса, и принесла бы с собой еще более высокие налоги и еще большие масштабы регулирования. Она укрепила бы позиции рабочего класса. Более того, она не только бы нарушила действия бизнеса внутри страны, но и похоронила бы все его самые заманчивые перспективы. Советская Россия может стать очень крупным клиентом. Она никогда еще не отказывалась платить вовремя. И этот факт зачастую сводит на нет буржуазную критику социализма. Так уж работает голова у буржуазии — работает всегда, даже при виде веревки палача. Но не так уж трудно позабыть об этой неприятной картине. Пусть Россия проглотит одну-две страны, что из того? Пусть дадут ей все, что она хочет, и она перестанет хмуриться. Через двадцать лет Россия станет такой же демократической и мирной страной, как мы, — и будет думать и чувствовать так же, как мы. А кроме того, Сталин к тому времени умрет [Последние фразы — это все цитаты. Они особенно показательны и полезны именно потому, что не являются ответами на вопросы, заданные во время интервью, когда интервьюируемое лицо непосредственно высказывается по данному вопросу. Это спонтанные высказывания, сделанные без опасения того, что говорящий обнаружит свои подлинные размышления по данному поводу, или, точнее, свое не приведенное в логическую систему, полуосознанное отношение к этому вопросу, которое он стремится рационально осмыслить для себя.

За исключением третьего, выделяющегося своей наивностью, вышеприведенные утверждения или похожие на них встречались не раз. Почти во всех случаях собеседник указывал на иррациональность позиции говорившего (в том числе на ее несоответствие позиции 1939–1941 гг.). И ни в одном случае не было получено логически обоснованного ответа или возражения, за исключением (а) выражения своего рода благородного негодования или (б) жеста безнадежности, который, по-видимому, должен был означать признание критики, но с оговоркой: "а что поделаешь?".

Что касается вопроса, затронутого в этом разделе ранее, я должен добавить, что в четвертой отговорке (о смерти Сталина. — Прим. ред.] кое-что есть. Если верно, — я сам так считаю, — что способности, вроде тех, каким обладает российский лидер, в любом народе встречаются крайне редко, то многие проблемы в свое время решит сама природа. Но из этой аргументации можно делать широкомасштабные выводы, только если признать, что в ней содержится еще кое-что. В некоторых отношениях лучше иметь перед собой врага со сверхъестественными, чем со средними, способностями, — и это не парадокс. Добавлю еще. Хотя, чтобы создать, к примеру, концерн "Стандарт Ойл", требуется высокого ранга гений, то для управления концерном, когда он создан, гениальность не нужна. Российский век, однажды начавшись, может продолжаться без всякого руководства.].

И еще одно. Эта книга не ставит своей целью помочь читателю сделать определенные практические выводы, ее цель — представить исследование, которое может оказаться полезным при конструировании его собственных практических выводов. Кроме того, в вопросах, столь подверженных случайностям, вмешательству новых и неожиданных факторов, прогноз может быть только простым пророчеством, а потому не может иметь научной основы. Полагая, что это само собой разумеется, тем не менее, в порядке подведения итогов этой части нашей аргументации, я хочу изложить то, что, как мне кажется, естественно из нее следует, единственно для pour fixer les idees (того, чтобы зафиксировать наши идеи — фр.). Можно сказать иначе: что касается великой проблемы социализма в целом, то нам хотелось сделать как раз то, что мы и делали на протяжении всей книги: экстраполировать наблюдаемые тенденции.

Существующие факты доказывают, что если Сталин не сделает первой ошибки в своей жизни, то в ближайшие годы не будет войны, и России никто не помешает разрабатывать ее ресурсы, перестраивать экономику и дальше создавать ту самую громадную, абсолютно и относительно, военную машину, какую только видел мир.

Оговорка, ограничивающая, но, как я полагаю, не отменяющая практическую важность данного вывода, состоит в следующем: явный акт агрессии — настолько явный, что даже друзья-приятели окажутся в затруднении, трактуя се как совершенно оправданное "оборонительное" действие, — несомненно, может вызвать войну в любой момент. Но против такой возможности свидетельствуют следующие факты: во-первых, ничто во внешней политике сталинского режима не поражает больше, чем ее осторожность и терпение; во-вторых, этот режим может выиграть все, просто сохраняя терпение; в-третьих, используя уже завоеванные вершины, он может позволить себе быть терпеливым, сдавая передовые рубежи при первых признаках реальной опасности или встречаясь с "жестким тоном", как он это недавно делал [Следует отметить, что ни одного из этих трех факторов не было в Германии 1939 года. Некоторые читатели будут возражать по поводу третьего факта, во всяком случае в отношении ситуации, сложившейся после Мюнхена. Но это только потому, что наше отношение к германским амбициям совершенно отлично от того, как мы сегодня относимся к российским амбициям. С политической точки зрения решающее значение имеет то, что Германия тогда еще не полностью восстановила свою национальную территорию, в то время как сталинский режим всего лишь шел на компромиссы — если он вообще шел на них — за счет территорий других наций. А это гораздо проще. Более того, к "жесткому тону", упомянутому в тексте, до сих пор прибегали только для того, чтобы предупредить дальнейшую агрессию.]. Ситуация, однако, изменится после периода реконструкции, скажем, через 10 лет. Военная машина будет готова и станет все более трудным не использовать ее. Больше того, пока Англия не примет большевизм и вдобавок не откажется от всех своих традиционных позиций, само существование этого независимого острова может оказаться для российской автократии невыносимым, как это было невыносимо для наполеоновской автократии, и наоборот. Осознание этого факта, конечно, и составляет существо предупреждения Черчилля и является оправданием начавшейся гонки вооружений.