Сергей ГОРОДНИКОВ - ОТ ПАТРИОТИЗМА К НАЦИОНАЛИЗМУ

А.Иванов, впрочем как и многие патриоты и националисты, среди них и ценимый нами за глубину понимания некоторых вопросов В.Колосов, никак не поднимутся до осознания, что русский, украинский и белорусский земледельческие народы, как и ряд прочих белых европеоидных народов России, ускоренно поглощаемых русским мировосприятием, - эти народы завершают процесс исторического старения, исторически умирают вследствие завершения раскрестьянивания. Тогда как русская городская нация только ещё должна быть создана государством и под свои цели государственного развития! Обладавший изумительными политическими инстинктами Б.Муссолини очень верно схватил суть этой пропасти раздела страны на прошлое и грядущее: "Не нации создают государства, а государства создают нации”.

Мы бы только добавили, что нацию можно создать лишь на определённых расовых основаниях, на основаниях единого Архетипа, и мы не думаем, что с научной позиции Архетипы друвнерусский и тюрский близки и, как бы выразились Н.Гумилёв и Н.Лысенко, комплиментарны. А.Иванов, как истинный гуманитарный национал-патриот, никак не возьмёт в толк, что разделения на конфессии есть лишь конкретно-историческое явление в жизни этноса, тогда как расовый Архетип этноса вечен, поскольку вообще можно говорить о вечности в этих вопросах. Иначе он не стал бы рассуждать о тюрках православных и тюрках мусульманах. Кстати, проблемы взаимоотношений с евреями в европейских странах связаны исключительным образом именно с особенностями семитского Архетипа. Еврей мог стать католиком или протестантом, но он не в силах был одновременно изменить свой расовый Архетип. Специфические особенности этого Архетипа оказывались настолько закоренелыми и настолько отличными от североевропейского Архетипа, что преобладали даже у полукровок.

Рассуждения же А.Иванова о внешнеполитических вопросах представляются в целом алогичными, брыкающимися и спотыкающимися при каждом напряжении национал-патриотической мысли. Они не учитывают внутренних государственных опять же интересов России, строятся под влиянием народно-интеллигентских эмоций. При всём желании обосновать такой вывод, у нас нет возможности сделать это в данной статье, поскольку эти рассуждения А.Иванова требуют слишком серьёзных и обстоятельных ответов.

7 окт. 1995г.

Знаменитый социолог начала ХХ века Макс Вебер сделал замечание, что в политике есть только два смертных греха: уход от существа дела и безответственность. Если отнестись к этому замечанию, как к справедливому, надо признать: наши официозные российские политики погрязли в обоих смертных грехах, точно в трясине. Никто из них не смеет или не способен понять всю глубину общегосударственного кризиса, в каком Россия оказалась после объявленного 17 августа отказа правительства от своих финансовых обязательств, а потому они не могут подняться до уровня подлинной ответственности за судьбу страны.

Уже нельзя не видеть серьёзного сходства происходящего в России с тем, что было в Веймарской Германии. Веймарская республика к тридцатым годам исчерпала потенциал прогрессивного раскрепощения личных интересов и либеральных свобод, который возник после буржуазно-демократической революции 1918 года, и превращалась в страну с усиливающейся чиновно-полицейской организацией власти, с кризисом всех институтов, созданных на основаниях либеральной конституции, и с глубочайшим кризисом социально-производственных отношений. Почему же именно национал-социалисты смогли решительно сменить Конституцию страны и поставить Германию на новый путь политического развития? Закономерность это или конкретно-историческая случайность? Без ответа на эти вопросы невозможно больше в России претендовать на положение серьёзного политика с перспективой продолжения политической карьеры, потому что всё более широкие слои населения, особенно молодёжи, проявляют интерес к мифологизированному национал-социализму. Но именно на эти вопросы ни один деятель политической верхушки нынешнего режима не даёт никакого разъяснения своей позиции. Само по себе это говорит о растущем отрыве политической верхушки от масс и предстоящей замене всего поколения политиков, как единственного выхода из тупика общегосударственного кризиса.

Причины подъёма национал-социалистического движения во второй половине 20-х годов в Германии связаны с той острейшей борьбой, которая разделила все политические партии того времени на сторонников и противников Веймарской республики. Веймарская республика возникла в результате вымученного компромисса влиятельных сил различных германских земель прежней Прусской империи. Местные земляческие элиты прежних германских государств, которые во второй половине ХIХ века были насильственно объединены Бисмарком в единую империю, добились после буржуазно-демократической революции 1918 года столь желанной политической самостоятельности. Но вынуждены были постепенно опять включаться в создание единого государственного пространства для общего решения обострявшихся взаимозависимых экономических и политических проблем и противоречий. Республика эта была изначально слабой по своей либеральной Конституции, возможности центрального правительства в Берлине были ограниченными de facto, и даже после укрепления конституционных прав центральной власти в 1926 году, она сохранила в себе множество уступок автономной самостийности земельных правительств.

Такое положение дел было выгодно англо-американскому коммерческому капиталу, в том числе и занимающемуся мировым ростовщичеством банковскому капиталу Лондонского сити. Причина была простой. Веймарская Германия не могла действенно защищать внутренний рынок от наплыва иностранных товаров, а правительство не могло бороться с мощнейшим давлением политических партий выразителей космополитических устремлений внутреннего коммерческого капитала, тесно связанных с представителями американского и английского коммерческого капитала, в том числе, и через еврейские этнические узы. Бывшая накануне Первой Мировой войны самой сильной и самой быстро развивающейся промышленной державой Европы, бросавшая вызов промышленному могуществу США, страна в 20-е годы фактически превращалась в колонию других развитых держав. Политически неустойчивая и слабая власть Германии десятилетие вообще не защищала кровные интересы немецкого промышленного капитала, промышленного производства. Конкурентоспособность её товарного производства непрерывно падала, что ударяло как по промышленным предпринимателям, так и по рабочим. Мировой экономический кризис, который разразился осенью 1929 года, высветил это с предельной остротой, так как позволял другим западным державам решать за счёт Германии свои внутренние проблемы.