Сборник статей - Путь в Европу

Сорин Василе: Не уверен, что аналогия с Украиной корректна. Политических кризисов, аналогичных украинским, Румыния пока не знала. И, находясь в Евросоюзе, у нее есть все шансы избежать их и в дальнейшем.

Игорь Клямкин:

По ходу нашей беседы у меня возникли два вопроса, которые я откладывал, чтобы не обрывать тематическую нить разговора. Теперь я хочу их задать.

Первый вопрос возник, когда румынские коллеги упомянули о роли гражданского общества перед выборами 1996 года. Вы сказали, что именно благодаря ему удалось тогда обеспечить консолидацию политических сил, противостоявших экс-коммунистам. Но что с вашим гражданским обществом стало потом? И какова его роль сегодня?

Ливью Юреа (корреспондент румынского телевидения):

Да, Демократическая конвенция стала возможной тогда только благодаря гражданскому обществу, которое само выступило как консолидированная сила. Различные гражданские организации объединились в Гражданский альянс, формировавший единую идеологию, альтернативную идеологии экс-коммунистов, и оказывавший сильнейшее влияние на общественное мнение. Из Гражданского альянса, кстати, вышел и Эмиль Константинеску, выигравший президентские выборы 1996 года.

Конечно, то была ситуация, которая рассматривалась вовлеченными в нее людьми как экстремальная. В дальнейшем политическая активность гражданских организаций и их роль никогда уже не были столь значительными. И на предстоящих выборах гораздо важнее, кого будут поддерживать люди вроде Дана Войкулеску – это наш румынский Берлускони, владеющий значительным сегментом румынского медийного пространства…

Александр Белявски: Войкулеску будет поддерживать социал-демократов. Это известно.

Игорь Клямкин: К медийному пространству мы еще вернемся. Что все-таки произошло и происходит с вашим гражданским обществом?

Ливью Юреа: В том виде, в каком оно существовало и действовало в середине 1990-х, его уже нет. Но многие гражданские организации сохранились, до сих пор являясь своего рода барометрами политической жизни. И поныне очень влиятельна, например, Группа социального диалога, в которой формировалась и формируется интеллектуальная элита прозападной ориентации…

Александр Белявски:

В Гражданском альянсе тон задавали идеалисты. Но когда они увидели своих политических выдвиженцев на государственных постах, когда стали свидетелями бесконечных раздоров между партиями новой правительственной коалиции, они – я имею в виду Гражданский альянс – этой коалиции в поддержке отказали. Реальная политическая жизнь стала развиваться независимо от этого альянса, рычагов влияния на политиков у него не было, что означало исчерпанность его исторической миссии. Он уступил свое место политизированным организациям, обслуживающим интересы отдельных партий, изучающим общественное мнение и изыскивающим способы воздействия на него.

Однако роль и этих организаций сегодня несопоставима с ролью массмедиа. В формировании общественного мнения главным субъектом являются не представители тех или иных структур гражданского общества, использующих СМИ, а сами СМИ и стоящие за ними интересы – экономические и политические.

Игорь Клямкин:

Я понимаю, что журналистам не терпится поговорить о том, с чем они, по роду своих занятий, непосредственно соприкасаются. Но все же прошу еще немного повременить, так как сначала хочу получить ответ на второй возникший у меня вопрос. Он связан с судьбой вашей национал-царанистской партии христианских демократов. В начале 1990-х она была самой влиятельной оппозиционной силой Румынии, в нее вступили сотни тысяч людей, она сыграла решающую роль в заключении Демократической конвенции. Почему же она исчезла с политической сцены?

Конечно, во времена резких общественных перемен такого рода исчезновения вовсе не редкость. Но в данном случае речь идет о партии, идентифицировавшей себя с религиозной традицией в стране, где традиция эта очень сильно сказывается на государственной жизни. Религия преподается в школах, священнослужители получают зарплату от государства… А об ее роли в политике можно судить хотя бы по теледебатам перед президентскими выборами 1996 года – в свое время мне приходилось об этом читать.

Константинеску спросил Илиеску, верит ли тот в Бога. Илиеску замешкался и ушел от ответа, охарактеризовав себя как «свободного мыслителя». Эксперты тогда говорили, что это сыграло не последнюю роль в его поражении. И в такой стране партия, называющая себя христианской, вслед за взлетом переживает катастрофическое падение. В чем тут дело?

Сорин Василе:

В вашем вопросе в какой-то степени уже содержится и ответ. Политический взлет наших христианских демократов был обусловлен докоммунистической биографией их партии, придававшей их антикоммунизму повышенную убедительность. Но в румынском обществе его религиозная идентичность ассоциируется с политической ролью церкви и близостью к ней государства в целом, а не каких-то отдельных партий. И это очень быстро поняли все наши политики, ставшие посещать богослужения и строить либо реставрировать церкви на собственные средства.

Они знают, что церковь в Румынии пользуется среди всех институтов наибольшим доверием, и ведут себя соответствующим образом. А запроса на какое-то особое политическое представительство религиозной идентичности в Румынии нет, и судьба наших христианских демократов – убедительное тому свидетельство. Деревня, на которую они, будучи «царанистами», изначально ориентировались, большого интереса к ним не проявила, а городские консервативные слои, привлеченные в первое время антикоммунизмом и докоммунистической политической биографией «царанистов», подчеркиванием религиозной самоидентификации удержать не удалось.

Думаю, что политическая история наших христианских демократов завершилась. Таких партий, кстати, нет и в других православных странах, так как это плохо соотносится с присущей им традицией взаимоотношений государства и церкви.

Лилия Шевцова: А каково доверие румын к другим институтам?

Сорин Василе: Кроме церкви, большинство людей доверяет армии. Таких у нас свыше 70%.

Лилия Шевцова: Так же, как и в России, хотя рейтинги популярности этих институтов у нас сегодня скромнее. Но в России, учитывая культивируемую в ней православно-державную идентичность, это понятно. А откуда такое в Румынии? Может быть, сказывается инерция того курса на независимую и самодостаточную «великую Румынию», который проводил Чаушеску?

Игорь Клямкин: Я сформулирую иначе: может быть, армия, как и церковь, возглавляемая собственным румынским патриархом, воспринимается институтом, символизирующим национально-государственную идентичность румын?

Читать дальше