Григорий Марченко - Финансы как творчество: хроника финансовых реформ в Казахстане

И президент, и премьер программу поддерживали. Мне казалось, что я заручился поддержкой основных игроков и не встречу серьезного противодействия. Правительство заявило, что на KASE выйдет 5–7 % пакетов акций крупнейших государственных предприятий. Был обнародован список этих предприятий: в него вошли, в частности, такие перспективные компании, как «Казахтелеком», «Эмбамунайгаз», «Узеньмунайгаз». Газета «Время по Гринвичу», неплохо осведомленный орган, близкий западным бизнес-кругам, писала тогда, что инвесторы «просто дрожат» от желания покупать казахстанские ценные бумаги, и что на Казахстан и Центральную Азию создано несколько инвестиционных фондов.

Но инвесторы рванулись занимать стартовые позиции, как потом выяснилось, впустую. Вначале процесс тормозило Госкомимущество, не проявлявшее желания поддержать программу «Голубые фишки». Они попытались дать для приватизации совсем отстойные, мелкие, никому не нужные предприятия, а крупные оставить на будущее. Большую поддержку программе оказал тогдашний наш премьер-министр Кажегельдин: был даже такой период, когда он принимал меня каждую неделю по понедельникам (а к премьеру ведь не всегда просто попасть на прием). В результате все-таки удалось довести до стадии приватизации целый ряд финансово и управленчески успешных предприятий, в частности, «Казцинк», «Казахмыс», «Алюминий Казахстана», «Казхром».

Но бои на этом не кончились. Весной 1997 года возникла идея создать национальную компанию «Казахойл» (теперь «КазМунайГаз»). Статус «национальной компании» предполагает, что 100 % акций компании принадлежит государству и не подлежит передаче в частное владение. Под это дело решили, что ряд хороших компаний – в частности, «Узеньмунайгаз» и «Эмбамунайгаз» – будет выведен из программы «Голубые фишки» и передан в «Казахойл». По этому поводу опять были разборки, я написал еще одно заявление об уходе. Но потом стороны достигли очередного консенсуса, и мы начали двигать программу уже без этих предприятий. В результате затяжных позиционных сражений программа «Голубые фишки» все-таки стартовала. 17 апреля 1997 года были подписаны мандаты на размещение государственных пакетов акций четырех компаний: «Актобемунайгаз», «Казахмыс», «Мангистаумунайгаз» и Усть-Каменогорского титано-магниевого комбината. К реализации программы подключили несколько крупных западных инвестиционных банков, которые провели оценки.

Кстати, об оценках. Инвестиционный банк «Соломон Бразерс» оценил тогда 100 %-ный пакет акций «Казахтелекома» в 2,2 млрд долларов. При том что на продажу собирались выставить всего 4,5 % акций, получалось, что за этот маленький пакет можно выручить 100 млн долларов. Это и сейчас неплохой результат, а в 1997 году подобная сумма смотрелась просто фантастически. Примечательно, что в начале 2007 года «Казахтелеком» стоил существенно меньше: около 1,5 миллиарда долларов. При том, что с тех пор прошло 9 лет, в компанию было сделано много инвестиций и так далее. Дело в том, что тогда, в 1996–1997 годах, фиксированная связь переживала бум, и оценки компаний этого профиля были завышены. На самом деле, если б пакет «Казахтелекома» продали в тот момент, то инвесторы бы проиграли. Но государство зато сильно бы выиграло! Однако представители государства не стали продавать этот актив, поскольку планировали в будущем выручить за него гораздо больше денег. Жизнь, однако, показала обратное: исторический пик стоимости акций компаний фиксированной связи тогда же и кончился, инвесторы начали двигаться в сторону мобильных операторов. Так что общий жизненный принцип – ковать железо, пока горячо – оказался применим и на фондовом рынке.

Итак, в августе 1997 года, казалось, все было готово к запуску программы «Голубые фишки». Государство могло выручить за свои пакеты достаточно большую сумму, поскольку тогда происходил бум развивающихся рынков, и все складывалось как нельзя лучше. Но тут изменилась политическая ситуация. Нашелся ряд товарищей, которые – каждый по своим причинам – были против программы и аргументировали эту позицию каждый по-своему, но дружно.

Одни говорили так: «Давайте не будем продавать народное достояние иностранцам, а относительно дешево продадим его нашим гражданам. Наши граждане, конечно, потом продадут купленные акции иностранцам дорого, но при этом заплатят налоги государству, и всем будет хорошо». Другие говорили, что не надо продавать акции намеченных к размещению компаний сейчас, поскольку через два года все будет дороже, и вот тогда появится смысл. А третьи хотели купить намеченные активы сами и приводили в пример, как легко догадаться, российские залоговые аукционы.

По поводу судьбы программы «Голубых фишек» возникла в результате напряженная дискуссия. Президента уговаривали не увязывать развитие рынка ценных бумаг с пенсионной реформой (потому что якобы на том этапе этого делать не следовало); представители правительства отмалчивались, и было принято политическое решение программу притормозить. (Потом приватизация все-таки пошла, но уже по другой модели, и те компании, которые предполагалось вывести на рынок, оказались в руках стратегических инвесторов.)

Кроме этого, некоторым товарищам в администрации президента не понравилось, что лично я в ходе реализации программы «Голубые фишки» вел себя довольно резко, и они предложили внести изменения в законодательство с целью ограничить независимость Комиссии по ценным бумагам. Раньше все члены комиссии назначались президентом. Но затем, как это принято формулировать, «возникло мнение», что это чрезмерно.

Законотворческую деятельность в сфере фондового рынка тоже стали тормозить. Хотя в тот период, когда я был председателем комиссии по ценным бумагам, удалось принять несколько актов, важных для развития рынка. Назову их: это законы «Об инвестиционных фондах в РК», «О пенсионном обеспечении в РК» и «О регистрации сделок с ценными бумагами РК» (первые четыре лицензии на осуществление кастодиальных услуг были выданы тогда же, в 1997 году).

Но проект закона о рынке ценных бумаг, который был согласован со всеми министерствами и ведомствами, несколько месяцев не мог выйти на финишную прямую. Принципиально важным в нем было то, что мы постарались (и там тоже) ориентироваться на передовые международные стандарты, в том числе продумать механизмы защиты миноритарных акционеров.

Впрочем, тогда все казалось важным и новым, а ведь, в сущности, мы добивались достаточно стандартных вещей. И достигали этого часто ценой больших усилий. Многое шло очень тяжело: с обидами, руганью, чуть ли не правительственными кризисами. Но со временем все эти детали уходят из памяти. Остается лишь сухой остаток. И задаешь себе вопрос: действительно ли мы сделали все, что могли? Мне кажется в итоге, что из каждой ситуации мы всегда выжимали максимум возможного – в то время и в тех обстоятельствах.